Читаем Интерферотрон Густава Эшера полностью

«…не нова, но воспринимается не всеми. У вас имеется некий ограниченный набор ощущений, позволяющий вам перемещаться в окружающем мире, воспринимать поступающие извне сигналы, интерпретировать их, принимать на их основе решения, действовать. Механика взаимодействия с внешним миром скучна и монотонна. Мир инерционен — что вы видите сейчас, будет перед вами и ближайшие пять минут, повторится завтра, через год и так далее. Инерционность и повторяемость — одни из главных свойств внешнего мира, условия нашего с вами существования. Мы не можем их оспаривать или менять. Мы видим мир сквозь очень узкую щель, которую не в состоянии раздвинуть. Считайте это дефектом нашего развития, или особенностью, или преимуществом. Я склонен полагать, что это, скорее всего, дефект. Внутри нашего черепа находится большой и загадочный орган, функции которого, похоже, сводятся к тому, чтобы не дать нам узнать об окружающем мире сверх того, что необходимо для повседневной борьбы за существование на животномуровне. Вы следите за моей мыслью?

— Да. Но, должен заметить, с подобными размышлениями яуже сталкивался.

— Естественно, об этом думали многие. Оригинальных мыслей, между прочим, уже не осталось: мысль — это ответ на вопрос, а вопросы чаще всего задаются ненужные. Это искусство: знать, какие вопросы позволительно задавать, а какие нет. Людям почему-то кажется, что любые вопросы позволительны. Только социальные привычки и опыт ставят на рот кляп: ребенок может спросить, почему снег не зеленый и не падает вверх, взрослый таких вопросов не задаст — ему в свое время уже объяснили, что задавать такие вопросы глупо. Планка глупости у всех разная, но, в подавляющем большинстве случаев, низкая. То, что многим кажется мудростью, пришедшей с годами, — чаще всего выработанный за долгие годы ограничитель, если хотите — условный рефлекс, отсекающий определенный набор вопросов, нелепость которых остальные люди в силу недостаточного возраста еще не усвоили. А так как глупость — наш самый большой общий знаменатель, то одни и те же вопросы постоянно повторяются. Философы и мыслители склонны задавать самые бессмысленные вопросы, но просто над ними нет никого, кто шлепнул бы их по губам и велел молчать.

— Следует ли понимать, что мучительные поиски истины, смысла существования — это тоже всего лишь бесплодный путь, по которому люди идут вследствие изначально неверно выбранных ориентиров?

— Ничего бесплодного на самом деле не бывает, просто плоды чаще достаются горькие. Если кому-то поиски смысла жизни позволили скрасить досуг — что ж, это можно только приветствовать. Особенно если данная личность занималась философскими или религиозными изысканиями вместо погони за властью, деньгами или славой. Впрочем, сравнительная польза — предмет тоже весьма относительный. Мы рискуем сильно отклониться от темы.

— Мы и так уже отклонились. Если не ошибаюсь, разговор вначале шел о восприятии внешнего мира.

— Ах да, действительно. Сегодня я рассеян. Завершим эту тему, а потом вернемся назад. Так вот, кому-то в голову много лет назад пришел совершенно бессмысленный вопрос: а зачем мы живем? Этот человек стал тормошить остальных, но ответа так и не добился. Вопрос же, отличающийся заразительной нелепостью, засел в голове у многих поколений, и всевозможные умники и пророки на протяжении веков регулярно пытались сформулировать на него ответ. Накопилась масса вариантов, но, поскольку вопрос не перестают задавать и по сей день, можно полагать, что удовлетворительного ответа не имеется.

— Получается, что этот вопрос не следовало вообще задавать?

— Естественно. Свойство бессмысленных вопросов: на них можно давать какие угодно ответы, любой сгодится. К примеру: чтобы обеспечить необходимое количество органики для кладбищенских растений. Или своей смертью внести скромный вклад в увеличение похоронной статистики. Или же траурной церемонией разнообразить скучный быт своих родственников и знакомых. Можно выбрать афористические варианты: жизнь — это раскрытый в вопросе рот, а крышка гроба его захлопывает. Несколько брутально звучит, правда. Вот вариант поизящнее: рождение — это вопрос, а смерть — ответ на него. Подобных псевдозначительных высказываний можно наплодить неисчислимое количество, чем, собственно, многие и занимались. Кажется, я начинаю им уподобляться; покончу с афоризмами. Рассуждая в более широком плане, можно сказать, что человек — это вопросно-ответная машина. Я не имею в виду здесь философствования или бытовую любознательность. Это характеристика мировосприятия организма, его способ существования. Познание происходит по принципу «вопрос-ответ». Когда вы на что-то смотрите, то посылаете через зрение запрос. Через глаза к вам приходит и ответ: данный предмет (явление) представляет из себя то-то и то-то, имеет цвет и форму. Когда вы прикасаетесь к чему-либо рукой, то направляете тактильный запрос, получая через руку ответ: данный предмет шероховат или гладкий, колется или режет, безопасен или убивает. Со слухом аналогично: уши — это постоянно действующий запрос, обращенный ко внешнему миру. Обоняние действует как вопрос с каждым вдохом. Мы получаем ответ от внешнего мира относительно его свойств именно в соответствии со сформированным органами чувств набором вопросов. Этот набор в готовом виде существует от рождения, лишь немного модифицируясь воспитанием. Отклонения от стандартного набора встречаются достаточно часто — у гениев, сумасшедших, провидцев. Их мозг задает другие вопросы, соответственно, получая другие ответы. В голове у них формируется иная картина мира, а оставшаяся часть человечества начинает им по этому поводу завидовать. Им — это, конечно, не сумасшедшим. Все хотят быть пророками или гениями, хотя грань между ними и полоумными весьма зыбкая. Но так как невозможно научиться тому, чтобы стать гением и пророком, то их истребляют — из чувства зависти и раздражения, конечно, а потом возвеличивают, поскольку мертвым никто не завидует.

Итак, какой-нибудь мистик в результате долгих и мучительных процедур (молитв, поста, самоистязаний, приема наркотических средств и прочего) начинает видеть нечто, представляющееся ему высшей реальностью. Эти вспышки или озарения обычно кратковременны и объясняются тем, что часть мозгового аппарата, участвующая в постановке вопросов, оказывается на мгновение отключенной. Щель, через которую мы воспринимаем мир, у мистиков и гениев немного изменяется либо смещается, чаще всего временно. У сумасшедших это отверстие, видимо, смещено постоянно. Но у всех — как гениев, так и полоумных — по-прежнему остается щелью, и это следует хорошо запомнить.

— Так что же, мистический опыт не имеет никакой ценности?

— Абсолютно. В чем ценность опыта, который невозможно повторить? Ничтожная. Хотя мистики пытались составить подробные инструкции насчет того, как достичь «просветленного» состояния, толку от этих указаний нет. В стремлении увидеть эту альтернативную реальность приходится подвергать себя таким издевательствам, что подавляющая часть населения эти инструкции игнорирует. Напрасны уверения «просветленных» личностей в том, будто наш мир — иллюзия, скрытый органами чувств, и достаточно эту иллюзию сорвать, как занавеску, чтобы перед нами открылась истинная реальность. Представим себе гипотетическую ситуацию: подавляющее большинство людей живет в режиме постоянного просветления, считая это единственной возможной реальностью. У них в глазах хроническое сияние, в ушах — космический шум, божественная любовь разливается по всему телу, пульсирующие потоки проносятся сквозь все вокруг. Мир светится и вибрирует. В таком ощущении проходит вся жизнь, — люди, естественно, свыкаются с таким взглядом на вещи, спокойно занимаясь повседневными делами: добывают пищу, размножаются и так далее. Неожиданно появляется пророк, который вследствие хронического голодания, эпилепсии или тяжелой родовой травмы начинает видеть мир (причем проблесками! исключительно как мгновенные озарения!) точно так же, как мы с вами. Он старается убедить остальных, что, оказывается, на самом-то деле все выглядит иначе! Раздаются и другие голоса в его поддержку — поэты пишут о каком-то темном и жестоком «настоящем» мире, где ничего не светится и не пульсирует, а космический гам не действует на нервы. Причем увидеть этот мир можно, только пройдя массу труднейших испытаний. Возникает небольшая группа людей, некая клика ясновидцев (на самом деле — шарлатанов), якобы владеющая рецептом проникновения в этот мир. Остальное население начинает нервничать, так как кто-то его в чем-то опередил. Но поскольку реальность эта остается недостижимой, то волей-неволей приходится мириться со своей ущербностью. По-моему, большинство людей интуитивно делает правильный выбор, оставаясь в рамках своего родного мира и понимая, что никаких других реальностей нет, есть только разновидности иллюзий.

— Кажется, что-то в этом духе говорят старые религии.

— Возможно, — не знаю, подробно этим не интересовался. В конце концов, что такое реальность? Ощущаемая нами иллюзия? А что такое иллюзия? Кажущееся проявление реальности? Или одна из граней реальности? И кажущееся для кого? И в чем качественная разница между тем, что кажется, и тем, что якобы есть на самом деле? Граница очень размыта, вернее, отсутствует. Никто не может охарактеризовать реальность иначе, чем то, что мы ощущаем как нечто внешнее по отношению к себе. Но ощущаем это мы сквозь ту же самую узкую щель — стандартную для нас, так называемых нормальных людей, блуждающую — для прочих ясновидцев и ненормальных. Можно сказать так: иллюзияу всех общая, только угол зрения на нееразный. Даже если бы разные пророки виделиразные миры совершенно по-своему, был бы наверняка один объединяющий фактор.

— Какой же?

— Инерционность. Без нее невозможно накопление и передача информации. А что есть наша жизнь, как не накопление и передача информации? Я не могу знать, что увижу, если, допустим, разорву свою щель восприятия, и мир обрушится на меня без всяких дозирующих клапанов. Скорее всего, ничего: внешний, непознаваемый в нашей обыденности мир — это нечто, где отсутствует инерция, я его попросту не увижу. Уменя будет нулевое восприятие, так как я изначально — в силу конструкции организма — могу оперировать только инерционными понятиями. Скажем упрощенно: мир без инерции — это мир без прошлого. На самом-то деле у нас с вами нет ничего, кроме прошлого. Мы как-то не задумываемся над тем, что живем не в настоящем, а в прошлом. То, что кажется нам настоящим, — фактическиуже прошедшее, случившееся несколько мгновений назад и только сейчас добравшееся до нас по каналам нашего восприятия. Мы видим падающий камень, но на самом деле он уже упал, а наши глаза, приняв за несколько мгновений до этого какой-то объем световых колебаний, через сетчатку направили необработанные сигналы в мозг, который перевернул картинку (мы все видим верх ногами), рассортировал ощущения, сопоставил их с имеющимися шаблонами и определил поступивший к нему поток информации как визуальное представление устремившегося кземле камня. То есть, событие уже состоялось, а нам оно кажется происходящим сейчас. Это можно сравнить с доходящим до Земли светом звезд, давным-давно угасших. Мы их видим, но их уже не существует. Аналогично с тактильными ощущениями: вы ощупываете предмет, в силу привычки думая, что воспринимаете его сейчас. Однако нет — вы ощупываете то, что ушло в прошлое и в данный момент уже не существует.

Чтобы воспринимать настоящее, мы должны видеть будущее, причем с опережением, равным моменту инерции. А так — у нас нет ничего, кроме прошедшего. Настоящее уже ушло, превратилось в прошлое, а будущее нам недоступно. Особенности нашей конструкции, не более. Мы оперируем только собственными ощущениями, иначе говоря, иллюзиями. Нам только кажется, что мы воспринимаем мир в динамике. На самом деле мы оперируем статичными фантомами, которые с некоей дискретностью, определяемой быстродействием и разрешающей способностью мозга, поступают к нам из прошлого. Иллюзия динамики создается по принципу кинематографа: двадцать четыре раздельных кадра в секунду сливаются в непрерывное зрелище, опять-таки благодаря инерции, присущей мозговой деятельности.

— Я вас все-таки не понимаю. Почему именно инерция?

— Это наш с вами способ существования и одновременно — восприятие мира. Все вокруг — движение и торможение, то есть проявление одной силы инерции. Так, во всяком случае, видится через нашу щель. Это, между прочим, даже не двери восприятия, скорее, театральный бинокль. Мы и воспринимаем мир только лишь потому, что он инерционен и фиксируется сознанием. У нас есть возможность накапливать и интерпретировать ощущения — опять-таки благодаря инерции. С нашего угла зрения на реальность предметы и явления сохраняют относительную продолжительность во времени, поэтому опознаются, отделяются от других, классифицируются. А что есть инерция, как не продолжительность во времени? Она — неотъемлемое условие нашего существования, нашей механики познания. Для нас объекта, не имеющего инерции, попросту не существует, — он не фиксируется сознанием, вы ничему не можете его сопоставить. Да и само существование можно определить как наличие инерции. Если уж говорить о совершенном внешнем мире, не зависящем от наших ощущений, мире по-настоящему реальном, то это нечто, не имеющее инерции, то есть мир потенциальный, непроявленный…»

Перейти на страницу:

Похожие книги