Интерферотрон Густава Эшера

— Или сместить свою прошлую траекторию таким образом, чтобы наша встреча в Кантабиле никогда не состоялась, — Франц продул просверленную дырку в бамбуке, потом приложил дудочку к губам и издал протяжную высокую ноту. — Неплохо. Еще шесть дырок, и мы готовы к бою. Глубоко уверен, что перспективы Эшера на успех были бы весьма невелики.

— Почему? — спросил Макналти.

— Есть несколько причин. Во-первых, процедура смещения или замены траектории может потребовать очень большой концентрации энергии. В связи с чем Морисом из Оливареса были изъяты почти все люпусы. Можете не спорить, я там пролетал и видел разрушения, — Богенбрум, закончив расширять первое отверстие, принялся сверлить второе. — Я и свои шансы оцениваю весьма скромно, даже если речь идет об одной ячейке. При нашей первой встрече Густав слегка ввел меня в заблуждение насчет теории интерферотрона. Но это понятно: зачем изобретателю раскрывать карты перед первым встречным. Эшер — мастер пускать пыль в глаза.

Франц внимательно посмотрел на Густава, за все время разговора не изменившего своего положения и продолжавшего с полуоткрытым ртом смотреть в потолок.

— Ни Густав тогда, ни я сейчас не знаем, сколько энергии потребует даже самая простая операция, — продолжал Богенбрум. — Ведь первый вариант машины не предусматривал возможности изменений траекторий. Эшер ввел такую функцию во вторую версию интерферотрона, причем сам не имел времени убедиться в правильности своей схемы.

— С чего ты взял, что Густав не проверял интерферотрон? — возмутился Стив.

— Если бы он его проверил в деле, мы бы с вами тут сейчас не сидели, — не поднимая головы от своего занятия, ответил Франц. — Интерферотрон в его последней версии невозможно проверить на чем-либо: он одноразового применения. Когда он успешно срабатывает, то исчезает сам, независимо от того, изменяет он прошлое или будущее. Ведь будущее можно переменить только через прошлое. Кроме того, прежде чем сдвигать траекторию, необходимо ее смоделировать, причем в окружении всей совокупности связанных с ней трасс. Нужно увидеть на экране эту промоделированную ситуацию, чтобы не попасть в худший переплет. А предварительно ее предстоит рассчитать. Сколько времени уйдет на обсчет каждой гипотетической траектории со всей ее колоссальной массой явлений, я не знаю, но подозреваю, что каждая попытка займет как минимум несколько часов. Не исключено, что и дней. Мы с вами будем стоять в ожидании, пока интерферотрон станет обсчитывать варианты замены сна у гермафродита, а в это время сон состоится, и всему придет конец. «Смещение трассы» — звучит просто, однако процесс этот гораздо сложнее, чем может показаться с первого взгляда. Я пока не представляю себе, как Густав собирался это осуществлять практически.

— Так что же, вы предлагаете нам поучаствовать в эксперименте с непредсказуемыми последствиями? — спросила Филомела.

— Можете рассматривать нашу договоренность и так. Я не возражаю. Все равно альтернативы нет.

— Объясни, пожалуйста, Франц, на кой черт тебе это нужно? — вырвалось у Стива. — Ведь эти твои высшие силы тоже исчезнут, когда уроду приснится его сон? Кто тогда тебя станет наказывать?

— Конечно, никто. Но лично мне — не знаю как вам — обидно, что все отправится коту под хвост. Что, согласно чьему-то дурацкому замыслу, который принято называть тезисом, жизнь на нашей маленькой планете определялась сном, увиденным искалеченным уродом, к тому же неизвестно откуда взявшимся. У нас есть возможность хоть как-то поправить положение, и почему бы ею не воспользоваться? Да, я осознаю, — возможность эта весьма зыбкая, но перед тем, как раствориться в ничто, мне будет спокойнее на душе, когда я буду знать, что сделал все от меня зависящее.

— Откуда взялся этот тезис? Не проще ли начать с его автора? — поинтересовалась Филомела.

Богенбрум печально рассмеялся:

— Автор нам абсолютно недоступен. Он находится за пределами всего, даже событийного клише, и условно называется Великий Спящий.

— Это бог?

— Не знаю, можно ли называть богом нечто, находящееся в бессознательном состоянии и произвольно генерирующее команды, по которым в том или ином месте вселенского клише появляются исходные траектории. Скорее, это — безумный повар, перед которым находятся миллиарды и миллиарды кастрюль, куда он, не глядя, сыплет соль. Его совершенно не интересует, какие кристаллы при этом в кастрюлях образуются. Но и Великий Спящий — только часть цепочки. Он тоже кому-то приснился.

— А где может находиться этот Сверхвеликий Спящий?

— Где угодно. Вы ни разу не задавали себе вопрос: кому приснился «слоеный пирог»?

— Нет, — честно признались Стив с Филомелой.