Интерферотрон Густава Эшера

Разоблачению мистификации помог случай: один из операторов, недовольный полуторагодичной задержкой заработной платы, в видеоряде о "встрече" Пенькина с канцлером Германии Генрихом Колли приделал российскому президенту пушистый рыжий хвост...

- Гуги, ты отправил заказ?

Густав вздрогнул: он явно недооценил моральные устои жены.

- Конечно, - вс°, как просили.

Эвелина подбавила огня в камине и присела на ковер у ног мужа.

- Ты понимаешь, что этот поход в Мертвую зону для меня как снег на голову?

- Да, прости, тысячу раз виноват. Но я не мог не пойти ему навстречу: все-таки он проделал опасный путь, и мне, кроме того, показалось, что тебе с ним будет интересно познакомиться.

- Неправда, Густав. Ты хотел отправить нас в зону, чтобы затем нежиться здесь возле огня, листая всякую макулатуру, собранную с риском для жизни чужими руками.

Густав мысленно чертыхнулся. Проклятая женская интуиция! Сколько раз уже Эвелина без всяких видимых усилий разоблачала его ухищрения. В такой ситуации остается только разыгрывать из себя оскорбленную невинность. Густав вытянул губы трубочкой и обиженно протянул:

- Ты обо мне слишком плохого мнения, хотя, кажется, за то время, что мы живем вместе, я не давал тебе для этого поводов.

- Господин Эшер, вы, возможно, и войдете в анналы как выдающийся сыщик-теоретик, но по части актерства, - увы...

Густав понял, что сопротивление бесполезно, и тяжело вздохнул. Эвелина смотрела на него с иронической улыбкой.

- Эви, ты ведь и так собиралась идти в зону, если не завтра, то на следующей неделе, и компаньон тебе нисколько не помешал бы.

- Сколько раз я тебя упрашивала пойти вместе со мной? Неужели ты думаешь, будто общество Франца или того же Хуго для меня предпочтительнее твоего?

А она меня чуточку любит, подумал Густав. Он взял руку Эвелины, погладил ее и поцеловал.

- Ты знаешь - я всегда готов отправиться с тобой куда угодно, если бы...

- Что "если бы"? Ссылки на твою болезнь для меня неубедительны: ты не прикован к постели и не рассыпаешься на ходу. Во всяком случае, тебе никто не мешает проводить меня до границ зоны и хотя бы на расстоянии поволноваться за собственную жену, карабкающуюся по развалинам. Конечно, все, что я делаю, - глупо, но надо же как-нибудь заполнить остаток жизни. Может, побывав там, ты бы по-иному оценил вещи, которые я сюда притащила.

Она замолчала. Густав тоже некоторое время не знал, что сказать, но, наконец, собравшись с духом, провозгласил:

- Хорошо, завтра я пойду вместе с вами.

- Да ладно уж, брось этот бытовой героизм.

- Нет, я настаиваю, и не затем, чтобы показывать, как ты говоришь, геройство, а просто для себя. Если ты тащишь в дом всякую рухлядь, почему бы и мне не отправиться за какими-нибудь книгами, - естественно, не очень радиоактивными и достаточно интересными.

- Ах, вот оно как: оказывается, наш дом набит рухлядью, - взвилась Эвелина.

Странный народ эти женщины, подумал Густав. Ей позволительно обзывать мои тихие увлечения собиранием макулатуры, но стоит только мне правильно охарактеризовать ее хобби, - спасайся кто может. Пожалуй, Эвелина меня вовсе и не любит. Поживи Франц у нас еще денек, - она с ним за милую душу станет резвиться в ванной, не говоря уже о ночных развлечениях. И зачем я женился? Густав тут же поймал себя на мысли, что он тысячу раз мог запросто встать и уйти в какой-нибудь заброшенный коттедж, однако почему-то этого не сделал. Если нет силы воли - незачем задавать себе банальные вопросы.

Назревавшую семейную коллизию разрядил Богенбрум, появившийся на пороге гостиной в цветастом махровом халате Густава.

- Какое блаженство! Это то, чего мне так не хватало после горного марафона и угощения Стива.

Эвелина встала с ковра.

- Франц, кофе вот-вот появится. Присаживайтесь здесь, возле камина. Вам включить какой-нибудь канал?

- Нет, спасибо, я равнодушен к зрелищам, - произнес Богенбрум, поудобнее устраиваясь в кресле. - Какое издание вас заинтересовало, Густав? А-а, средневековая история России. Жуткая страна. Но, впрочем, она в оголенном виде показала то, на чем я настаивал всегда.

- А что именно вы говорили, Франц? - заинтересовался Эшер.

- Я глубоко уверен, что любой политик непременно состоит из трех слагаемых: вора, негодяя и идиота. В данном случае, - Богенбрум ткнул пальцем в свирепую физиономию адмирала на обложке, - последний компонент был выражен наиболее ярко, хотя и не в ущерб остальным двум. Пишущая братия даже в те времена обратила на это внимание, судя по названию.

- Но как же в таком случае быть с популярностью, которой эти деятели, очевидно, пользовались у народа? - вмешалась в разговор Эвелина.