Интерфейс

– О, привет, – сказала она, пожимая его руку. – Вы только приехали?

– Не, я уже забил для нас столик, – сказал он. – Но мне подумалось, что раз уж я вытащил вас с работы в такой дурной день, то как минимум должен выйти и сказать «привет».

– Что ж, очень мило с вашей стороны, – сказала она уклончиво.

Пока что он не выказывал никаких признаков циничного манипулятивного сукиного сына, каким должен был быть. Но и для выводов было еще рановато.

Еще один парень в костюме, который явно здесь работал, чуть не убился, стремглав кинувшись через двери, встретил ее на подходе – он выставил руку перед собой и приближаясь, постепенно сгибал колени, так что подошел к ней чуть ли не на корточках. Мэри Кэтрин по лицу и подчеркнуто галантным манерам узнала в нем итальянца.

Боже, да он рыдает. Правой рукой он сжал ее ладонь, а левой рукой – запястье, как будто только чудовищным усилием воли удержавшись от объятий. Он не произнес ни слова, только качал головой. Его так переполняли эмоции, что он попросту не мог говорить.

– Над баром висит телевизор. Мы только что смотрели CNN, – объяснил Огл. – Это было невероятно.

Внутри ресторана творился какой-то кавардак. Когда Мэри Кэтрин подошла поближе – впереди плачущий итальянец, Огл замыкает – шум усилился, а когда она оказалась внутри, достиг взрывной мощи.

В глубине ресторана располагались уютные маленькие столики, а переднюю его часть занимала длинная стойка, за которым уже не оставалось места. Его заполняли мужчины в костюмах. Это было дорогое заведение, здесь собирались, чтобы подкрепиться мартини и минералкой за пять долларов, крупные оптовики, а также адвокаты и банкиры, которые на них кормились.

Сейчас все они стояли; все они выли, аплодировали, топали ногами, свистели, как будто «Медведи» только что заработали тачдаун{30}. Все они совершенно свихнулись.

И все они смотрели на Мэри Кэтрин

Она замерла на месте, потрясенная и напуганная, и Огл чуть не врезался в нее сзади. Он легонько коснулся ее плеча и наклонился поближе.

– Притворитесь, что их не существует, – сказал он, не повышая голос, но проецируя его по-актерски, чтобы перекрыть гам. – Вы королева Англии, а они – забулдыги в канаве.

Мэри Кэтрин отвернулась. Она избегала взглядов. Она уставилась в спину метрдотеля, который пробивался сквозь толщу костюмов, прокладывая для нее путь, и проследовала за ним в глубину ресторана. Люди в баре скандировали: Коззано! Коззано! Коззано!

Половина сидящих за столиками поднимались со стульев, когда она проходила мимо. Почти все они аплодировали. Метр подвел ее к столику в самом дальнем углу, за перегородкой. По крайней мере хоть какое-то подобие уединения. Только Мэри Кэтрин и Огл.

– Я очень, очень сожалею обо всем этом, – сказал Огл после того, как летучая бригада юных итальянцев в белых фартуках усадила их и снабдила меню, водой и хлебными палочками. – Мне следовало провести вас через задний ход.

– Все нормально, – сказала она.

– Нет-нет, мне очень стыдно, – сказал Огл. – Это ведь моя работа. Очень непрофессионально с моей стороны. Но здешний телек без перерыва крутит CNN и я не обратил внимание, что прямо перед вашим приходом пошел именно этот сюжет.

– Мощный сюжет, – сказала она.

– Это было невероятно, – сказал Огл. Он уставился в пространство.

Его лицо расслабилось, а глаза расфокусировались. Несколько секунд он просидел без движения, едва шевеля губами и качая головой, пока видеомагнитофон в его мозгу повторно воспроизводил сюжет.

Наконец он очнулся, сморгнул и посмотрел на нее.

– Этот момент, когда из Пита Леджера вышибло дух... Не думал, что вообще когда-нибудь такое увижу.

– Я тоже, – сказала она. – Мне он казался выше таких приемчиков.

– Ну, – сказал Огл. – События-то происходят из ряда вон.

Они погрузились в беседу о предварительной кампании и самодеятельных петициях о внесении имени ее отца в бюллетени, подписи под которыми собирали в нескольких штатах, а затем переключились на инсульт и его последствия. Мэри Кэтрин выражалась как можно туманнее, и Огла, казалось, это вполне устраивало; едва беседа затрагивала состояние ее отца или его политические перспективы, Огл слегка краснел, явно чувствуя себя не в своей тарелке, как будто подобные вопросы не укладывались в концепцию южной галантности и он не знал, как на них реагировать.

Ей очень редко выпадал шанс увидеть отца за работой. Но она знала, что именно так он и действует: много болтовни о пустяках. Итальянская манера. Она прекрасно гармонировала со сдержанной учтивостью южанина Огла.

В сущности, Огл, казалось, вообще не испытывал желания говорить о делах – как будто гражданские беспорядки в баре вызвали в нем такое глубокое смущение, что он никак не мог заставить себя вернуться к этой теме. Поэтому, дождавшись подходящей паузы в разговоре, Мэри Кэтрин решили открыть огонь первой.

– Вы зарабатываете на жизнь организацией кампаний. Ни мой отец, ни я никуда не баллотируемся. Зачем вы пригласили меня на обед?

Огл сложил руки на коленях, отвел глаза и некоторое время изучал еду на тарелке, как будто только что заметив ее.