Кандидаты провели предшествующие два дня в уединении, оттачивая риторические навыки. Маклейн и президент наняли имитаторов, изображавших соперников, и часами дебатировали с ними, в то время как псевдожурналисты забрасывали их самыми трудными, каверзными, провокационными вопросами.
Помощники заявились в зал за день. Нужно было расставить трибуны. Нужно было разместить и настроить источники света. Нужно было проработать и согласовать расположение камер. Все эти вопросы решались в ходе интенсивных и утомительных переговоров. Неправильно установленный прожектор в 1984 году подчеркнул мешки под глазами у Мондейла, отчего он выглядел старше Рейгана. Высота трибун зависела от роста кандидатов. От цветов фона и освещения зависел выбор костюмов; на сцену поднимались люди в разной одежде, чтобы определить, какой именно фасон наилучшим образом соответствует обстановке. Необходимо было протестировать грим; гримерам следовало предоставить рабочие помещения – и ни одно из них не должно было быть обширнее, лучше экипировано или расположено ближе к сцене, чем у других кандидатов.
Хотя наличие публики и предполагалось, ее единственной функцией было создание легкого фонового шума: аплодисментов (контролируемых настолько, насколько это возможно) и, вероятно, случайных взрывов смеха, хотя эксплуатация чувства юмора в подобных обстоятельствах была слишком рискованной, чтобы рассматриваться всерьез. В нынешнем политическом климате юмор превратился в игру с нулевой суммой. Впечатление, производимое кандидатами на сидящих в зале зрителей, значения не имело Над сценой воздвигли огромный видео-кран, чтобы публика и находящиеся в зале журналисты тоже могли видеть изображение с камер – единственное, что имело значение.
Это же изображение транслировалось в большое помещение с низким потолком, расположенное под залом, и отображалась на дюжине мониторов. Здесь стояли длинные столы, на которых журналисты могли расставить ноутбуки, подключиться к телефонным линиям и вести репортажи. Во время дебатов и после них между столами заснуют политтехнологи от всех трех кандидатов, истолковывая происходящее для репортеров.
Это было самое крупное на земле сборище находящихся на грани взрыва людей. Люди на грани взрыва не любят сюрпризов. Поэтому неудивительно, что они испытали сильнейший шок, когда за десять минут до эфира, сразу после того, как президент и Тип Маклейн заняли свои места, на сцене появился Кир Резерфорд Огл; он подошел к модератору и проинформировал его о том, что Уильям Э. Коззано не будет участвовать в дебатах, поскольку у него есть дела поважнее.
Пандемониумом нарек Мильтон столицу ада, в которой на единицу площади приходилось больше всего демонов. Впоследствии этим словом стали называть любое средоточие зла. Со временем, впрочем, как это случается со множеством хороших слов, его значение еще больше размылось и стало обозначать любое шумное, охваченное хаосом место. В наши дни пандемониумом могли назвать даже детский праздник по случаю дня рождения.
Ки Огл предпочитал старое определение. Никаким другим словом нельзя было описать то, что началось в зале после его заявления. Он ни секунды не сомневался, что если бы не присутствие свидетелей, то помощники президента и Типа Маклейна вместе с журналистами и организаторами дебатов выволокли бы его на улицу и вздернули на дереве. Никогда еще одного человека не ненавидели так сильно столько народу по столь разным причинам. Как следствие, ему было очень трудно сдерживать смех.
Сперва на него просто орали все присутствующие; затем они разбежались кто куда, чтобы сообщить новости другим людям, которые бросились в зал и тоже принялись на него орать. Они бы так и продолжали орать до скончания века, если бы не стремительно надвигавшееся начало дебатов. Поэтому им пришлось вместить всю свою ярость в крайне насыщенные две минуты. Лица, облеченные техническими обязанностями, пытались снизить градус: им надо было что-то дать в эфир.
– Я не могу предоставить вам Коззано во плоти, – сказал Огл, – и мне за это очень неловко. И чтобы хоть как-то оправдаться, мы довольно неслабо потратились на спутниковую связь. Мы можем устроить включение Коззано из его дома в Тасколе.
Это заявление ввергло Пандемониум в состояние тихого шока. Коззано примет участие по телевизору? И за спутник платит Огл? Это нам подходит.
– Одна деталь, – сказал Огл, после того как наживка была проглочена, – придется внести маленькое изменение в формат. Коззано хочет сделать важное заявление. Очень, очень важное заявление. Если никто не возражает, мы бы хотели получить минуту-две в самом начале программы под это заявление.
На сцене воцарилась полная тишина.
Пандемониум переместился на этаж ниже, в пресс-центр, в котором пара сотен репортеров сейчас вопили в свои телефоны. Суть этих криков можно было свести к четырем словам: Коззано выбывает из гонки!