Интердевочка

– Простите, мадам. Что это такое? – спросила девочка и показала на буханку черного хлеба.

– Русский хлеб, – рассмеялась я.

– Вкусный?

– Очень! Хочешь попробовать?

– Нет, нет, что вы. Сейчас я принесу сигареты и зажигалки.

Она ушла, а мы еще немножко помолчали. Он мне так нравился, как еще не нравился никто в моей жизни. Я ему так и сказала:

– Ты мне так нравишься, как мне никто еще не нравился во всей моей жизни!

– И ты мне, – сказал он. – Точно так же.

– Черт возьми… Где же ты раньше был, Витя?..

– А ты где?

– Я была в таком дерьме, что лучше и не вспоминать.

– Вот и не вспоминай.

– Не получается. Нет-нет, да и напомнят.

Пришла девочка-кельнер, положила на стол блок сигарет, упаковку с разноцветными зажигалками и счет. Я расплатилась, сунула черный хлеб в сумку, взяла Фросю на руки, и мы пошли к машинам.

– На, отдай это Козлу, – я протянула Вите сигареты и зажигалки. – Маме я ничего не передаю – сама скоро буду. А тот пакетик, который я тебе в кабину положила, отвези на Ракова, пятнадцать… Там адрес написан. Это между Музкомедией и «Пассажем». Отцу моему. У него ноги больные – все время мерзнут. Я там носки ему теплые положила и кое-какие шмоточки для его детей… Ладно?

– Нет вопросов.

– Ты прости меня, я тебя так напрягаю, но ты единственное звено…

– Помолчи, – он стал целовать меня бережно и нежно.

Мне показалось, что я сейчас потеряю сознание…

– Садись в свой драндулет, – хрипло сказала я ему. – Провожу тебя километров десять до седертелье. Там я останусь на развилке, а ты не останавливайся, иди прямо на Гетеборг. Я тебе помашу. Так лучше будет…

Мы летели по шоссе, обгоняя всех. Я – впереди, Витя – сзади.

Когда открывался участок дороги, свободный от встречных машин, я снижала скорость и пристраивалась к нему слева – кабина в кабину. Как только кто-то показывался нам навстречу, я сразу вырывалась вперед и занимала свой ряд…

А потом, под зеленым аншлагом «Седертелье» я включила правый поворот, съехала на обочину перед самой развилкой и остановилась. И вылезла из машины.

Витя замедлил скорость, помигал мне фарами, врубил клаксон на полную мощь и с тревожным ревом промчался мимо меня в свой идиотский Гетеборг за какими-то там запчастями, черт бы их побрал!..

Я сидела за стойкой бара заправочной станции, потягивала свой ананасовый сок с кокосовым молоком и наблюдала за тем, как работает Рея.

– Возьми меня в помощницы, – обронила я небрежно.

– А в судомойки пригласим датскую принцессу, да? – развеселилась Рея. – После того как Ларссона сделали начальником отдела такой фирмы, ты можешь стать только хозяйкой собственного предприятия. Положение обязывает!..

– Плевала я на это положение.

Рея вытащила телефон из-под стойки:

– Будешь звонить Эдварду?

– Нет. Настроение не то.

– Жаль, – Рея убрала телефон. – Я люблю слушать, когда вы разговариваете по-русски…

По-русски все-таки пришлось поговорить. Не по телефону, а нос к носу. И не так, как хотелось бы, но пришлось…

Я зачем-то затеяла уборку и таскала воющий пылесос по всему дому, а Эдик пытался после работы смотреть телевизионные новости. Я мешала ему своим пылесосом, он мешал мне своим присутствием – оба мы были раздражены и даже не пытались это скрыть. Наверное, наше вздрюченное состояние передалось и Фросе – с нервным лаем она носилась за мной по всем комнатам.

– Почему нужно заниматься уборкой дома во второй половине дня? – резонно спросил он, стараясь перекричать пылесос, телевизор и Фросю.

– Потому что в первую половину я была занята! – прокричала я, тупо шуруя щеткой вокруг большой напольной вазы с сухим ковылем.

– Тогда, может быть, ты сначала приберешь второй этаж и дашь мне посмотреть «Новости»?

А мне в эту секунду хотелось послать в задницу и первый, и второй этаж, и пылесос, и его самого. Мне хотелось сейчас сидеть в кабине тяжелого грузового «вольво», держать на коленях Фросю, смотреть на большие, красивые, сильные руки Вити, лежащие на огромном руле, и подъезжать вместе с ним к Гетеборгу, в котором я так ни разу еще и не была…

– Нет уж! – орала я как идиотка. – Я сначала приберу первый этаж! Ты бы лучше свою бритвенную кисточку мыл, а не оставлял ее каждый раз в засохшей мыльной пене!..

Я рванула в ванную, схватила его кисточку, прибежала обратно и грохнула ее прямо на столик – между ним и телевизором.

Он выпрыгнул из кресла, тоже помчался в ванную, приволок оттуда тюбик с мыльным кремом и шлепнул его рядом с кисточкой:

– Тебя никто не просит ее мыть! Из-за тебя вдвое быстрее кончается этот тюбик с мыльной пеной! А это стоит денег!..

Работал пылесос, лаяла Фрося, бормотал телевизор…

– Это?!.. – я захохотала как можно обиднее для него. – Тьфу это, а не деньги!

– Нет! Это не «тьфу»! Это деньги, из которых состоит наша жизнь! – закричал он и обвел руками все, что меня окружало.

– В таком случае – плевала я на эту жизнь! В гробу и в белых тапочках!.. – как базарная халда заорала я и, уже не помня себя от злобы, смахнула со столика кисточку и тюбик с мыльной пеной.