Интендант третьего ранга. Herr Интендантуррат

Голос у незнакомца был сиплым, все сразу поняли, что перед ними старик. Семен, ругнувшись, лапнул кобуру «маузера», Крайнев выхватил из-за пояса «ТТ», но еще раньше сориентировались шедшие позади мужики: Крайнев услышал, как за спиной залязгали затворы.

— Не двигаться! — скомандовал старик, оценив суету. — Буду стрелять!

— Только попробуй! — пригрозил Семен. — Чего надобно, дед?

— Кто такие? Отвечай!

Крайнев заметил, как Семен потащил «маузер» из кобуры, и шагнул вперед.

— Интендант третьего ранга Брагин! В чем дело?

— Правда интендант? — радостно спросил старик.

— Могу удостоверение показать.

— Не надо! — заторопился старик. — Вижу, что командир. Коров моих забери!

— Каких коров?

— Колхозных. Неделю стадо гоним, чтоб немцам не досталось, а немцы везде кругом. Сто восемь голов. Их же доить надо. А у меня три девки да я… Три дня хлеба не видели…

Крайнев вопросительно глянул на Семена.

— Колхозная ферма стоит пустая, — сказал тот, прищурившись. — Стадо угнали, остальное есть. Сепаратор, маслобойка… Я там сторожем работал, закрыл на замок, да еще скобами ворота забил…

— Забираю! — решительно сказал Крайнев.

— Расписку дашь? — заторопился старик. — Только справную, с печатью?

— Немцам будешь показывать? — ухмыльнулся Семен.

— Наши вернутся, спросят! — насупился дед. — Что ж мне, в Сибирь? Старый я…

— Дам расписку! — подтвердил Крайнев. — Гони коров следом! Накормим, отдохнете…

Поздним вечером, когда все распоряжения были сделаны, оставшееся после раздачи имущество сложено в сарае, а на лужке перед деревней мычали коровы, ожидая очереди на дойку, Крайнев устало сидел за столом, ожидая Семена. Хозяин запаздывал, и Настя не отходила от окошка — выглядывала. Наконец отскочила и стала греметь чугунами.

— Мужики просят по корове, — сказал Семен, заходя. — По одной в каждый двор. Собрались на дороге, ждут. Ругаются. У всех винтовки. Что скажешь? Стадо-то ничье…

— Государственное! — возразил Крайнев.

— Где теперь государство? — не согласился Семен.

— Значит, поделить? Тогда почему по одной? Пусть берут всех!

— Столько не прокормить! Одного сена сколько надо! Одна своя, одна новая — в самый раз. А, Ефимыч?

— Завтра! — сухо сказал Крайнев. — Когда уйдут дед с девками. Не то и они захотят… Коров пусть выберут, какие нравятся, но не даром. За трудодни. Оставшихся отвести на ферму, пасти, заготавливать им сено, ухаживать, доить, бить масло… Отрабатывать.

— Если б в колхозе так платили! — ухмыльнулся Семен, поворачиваясь, но Крайнев остановил.

— С сегодняшнего дня деревню по ночам охранять! Выставь посты с обоих концов, пусть сменяются, как устав велит.

Семен выскочил из хаты и вернулся, ухмыляясь.

— Чуть не передрались, кому первому на пост! — сказал, усаживаясь за стол.

— Почему? — удивился Крайнев.

— Коров будут выбирать! Тайком. Тряпочки на рога повяжут.

— Так темно!

— Городской ты, Ефимыч! — вздохнул Семен, разливая самогон. — Не знаешь, что для крестьянина корова! Они на ощупь…

Молча выпили. Настя поставила перед каждым полную миску щей, все набросились на еду. Крайнев заметил, что отец и дочь, несмотря на голод, ели аккуратно: не «сербали», с шумом втягивая щи с ложки, а бесшумно вкладывали ее в рот.

«Странные тут крестьяне, — думал он, старательно орудуя деревянной ложкой. — Говорят по-немецки, читают по-французски… Пушке радуются больше коровы… Разберемся…»

Глава 4

Комендант Города, гауптман Эрвин Краузе проснулся от боли. Огонь полыхал под ребрами справа и жег так, что хотелось выть. В пищеводе скребло, в рот отдавало кислым. Краузе, не открывая глаз, пошарил рукой, нашел на тумбочке сложенный конвертиком пакетик с содой, привычно развернул и высыпал порошок в рот. Запил из стакана, подождал. В животе забурчало, газы расперли желудок, и благословенная отрыжка пришла быстро. Жжение в пищеводе исчезло, но боль под ребрами осталась. Краузе повернулся на левый бок, затем на спину — боль не унималась. Надо было вставать.

Краузе спустил худые ноги на прохладный пол, морщась, натянул армейские галифе. Затем обулся и накинул подтяжки на плечи. Топнул несколько раз, давая знать денщику, что проснулся. Клаус не появился. Краузе сердито заглянул в соседнюю комнатушку — пусто.

«Сбежал к своей русской! — рассердился Краузе. — Наверное, и не ночевал! Погоди, вот отправлю на фронт!..»

Краузе кипятился, прекрасно понимая: ни на какой фронт он Клауса не пошлет. Услужливый берлинский проныра спасает ему жизнь. Без него в этой глуши он получит прободную язву — и капут. До военного госпиталя полдня пути, а в Городе немецких хирургов нет.