Интендант третьего ранга

– Не то слово! Ножом по сердцу. Первая мысль: "Убью обоих!" Даже топор у хозяина присмотрел…

Крайнев покрутил головой, разглядывая углы.

– Не брал я топора… Первый раз с лагеря лег, не помолившись, и увидал во сне отца Григория. Смотрит сердито: "Я велел тебе Бога не забывать! А ты? На кого ропщешь? Просил Господа и Богородицу жену сохранить – вняли они молитвам. Чего еще? Неблагодарный! На кого зло точишь? Человек ее от верной смерти уберег, приютил, обогрел, счастливой сделал, а ты убить? Иди к нему, кланяйся в ноги и благодари! Руки целуй! Смилуется – вернет тебе жену…"

Крайнев поднес руки к глазам и посмотрел на них, будто видел впервые.

– Я сейчас! – сказал Гольдберг, вставая. – Не побрезгуйте!

– Брезгую! – Крайнев встал. – Очень даже… Слушать тебя больше не желаю! Что значит "вернет"? Она что, вещь: взял, попользовался и отдал обратно? Притащился… Люди в боях гибнут, а он – к бабе под теплый бочок! Вали, пока Саломатин не прознал! Доведет до ближайшей стенки, не дальше!

– Я пришел к жене! – набычился Гольдберг.

– Она тебе больше не жена!

– Соня так не говорила!

– Скажет… Соня! – позвал Крайнев громко. – Заходи! Все равно подслушиваешь…

Соня вошла и остановилась на пороге, сложив руки на животе. По щекам ее текли слезы. Внезапно Крайнев понял, что сейчас и здесь ее ни о чем спрашивать не надо. Что-то изменилось за время, пока он отсутствовал. "Он ей что-то наплел! – понял Крайнев. – Такой может. Ишь, соловьем про любовь свою разливался. Можно представить, что говорил ей!"

Крайнев молча взял Соню за руку и вывел на крыльцо. Там попытался обнять, но Соня отстранилась.

– Что случилось? – удивился Крайнев.

– Ты слышал!

– Тебя тронула речь юродивого?

– Как ты можешь?!

– Могу! Сначала он предал тебя, а потом Родину.

– Но он покаялся! Страдал…

– Бойцы Саломатина страдали не меньше.

– Он не виноват, что попал не в тот лагерь!

– Человеком нужно оставаться везде!

– Что ты можешь об этом знать?! Ты голодал, как он, мерз? Пришел из своей красивой жизни, погостил немного и вернулся! Богатый, сытый, счастливый… Что тебе до нашего горя и страданий!

– Что с тобой, Соня! – спросил Крайнев, отступая. – Причем тут я? Сама говорила: появится – выгоню!

– Его нельзя выгонять. Он слабый, больной… Он погибнет!

– Пусть остается! Есть комната для больных, там сейчас Ильин лежит, поставим еще койку… Поправится – отправлю в Новоселки, там врач нужен, фельдшерский пункт стоит закрытый. Выправлю аусвайс, положу жалованье…

– Ты когда-нибудь молился за меня? – внезапно спросила Соня.

Крайнев запнулся, не зная, что ответить.

– Не молился! – упрекнула Соня. – А он – каждый день! Бог спас меня…

– Это сделал я!

– Бог надоумил! Потому что Яков молился!

– Господи! – изумился Крайнев. – Где набралась?

– Вот! – Соня нырнула рукой за ворот блузки и достала крестик на шнурке.

– Не видел раньше.

– Стеснялась. Думала, будешь смеяться.

– Я?

– Крестилась, чтоб быть ближе, – вдруг всхлипнула Соня. – Один Бог, одна вера… Сказано: "Прилепится жена к мужу, а муж к жене, и станут одним телом". Хотела, что ты меня полюбил.

– Я люблю!

– Нет! – покачала Соня головой. – Притворяешься. Женщины это чувствуют. Вот он, – Соня кивнула в сторону дома, – любит. По настоящему.

– Соня! – тихо сказал Крайнев. – Прошу тебя: одумайся! Понимаю, тебе трудно, но перед богом и людьми ты – моя жена! Не его. Да, я не говорил тебе красивых слов и не стоял на коленях, зато делал все, чтоб ты была счастлива. Буду делать это впредь. Я пришел сюда из сытого и благополучного мира, но не за тем, чтоб развлекаться с женщинами. Их хватает и там. Здесь я только ради тебя! Зачем гонишь?

Она заплакала. Крайнев сел на ступеньку и сжал голову ладонями. Соня осторожно примостилась рядом.

– Ты не можешь взять меня к себе? – спросила тихо.

– Уже пробовали.

– Однажды ты уйдешь к себе и не вернешься. Не потому, что не захочешь. Просто не пустят.

– Соня! – взмолился Крайнев. – Мы обязательно что-нибудь придумаем! Я тебя прошу!

Он покачала головой.

– Принеси мои вещи! – сказал Крайнев, вставая.

Ее глаза задали немой вопрос. Он запнулся, вспомнив, что ходил эти месяцы в костюме Гольдберга, и уточнил:

– Карабин и зеркало. Зеркало бабушкино, я его не дарил.

Спустя минуту, сжимая одной рукой ремень карабина, другой – зеркало, Крайнев шел по деревенской улице. Вокруг была темно и пустынно. Кумушки, дежурившие у забора в ожидании громкого скандала между мужьями "врачихи", разошлись разочарованные, остальным было плевать на нелепую фигуру немецкого фельджандарма с зеркалом под мышкой. Крайнев не захотел оставлять зеркало по одной причине: его коробила мысль, что оно станет отражать счастливую физиономию Гольдберга. У крайних домов часовой отдал ему честь, но Крайнего его не заметил. Он пришел в себя на лесной дороге. Остановился. Ему некуда было идти. В этом мире не осталось дома, где его любят и ждут…

"Выгнали – поделом! – с горечью подумал он. – Незваный гость… Без тебя обойдутся!"

Он закрыл глаза и несколько раз вдохнул морозный воздух. Голова закружилась, и он явственно ощутил примешавшуюся к запаху снега и хвои нотку прели…

17