Инструктор по экстриму

Будто не понимая, что происходит, Мира с умилением рассматривала черепаху. Некрасов почувствовал, что его начинает душить ненависть. Он распалял себя, он ждал слез, путаных объяснений и раскаяния; он тужился, как при родах, а она демонстративно плевала на его эмоции. Ее интерес к черепашке и детская непосредственность были настолько естественными, что заткнули кляпом его позорную истерику. Проблема, из-за которой он кричал, уже стала казаться ему смешной и пустяковой.

Она поднялась на ноги. На сарафане, ниже спины, остался пыльный след. Она не отряхнулась, будто начисто забыла про пощечину, про то, как некрасиво села на попу. Поднесла черепаху ближе к лицу, перевернула ее спинкой вниз.

– А какие у нас когтистые лапки, – бормотала она, рассматривая рептилию. – Какой куцый хвостик. А глазки, как бусинки… А вот наш смешной носик, в нем две дырочки… Ай! Она, кажется, описалась от страха!

Некрасов смотрел на нее, взгляд его становился все более мрачным и тяжелым. Конечно, она издевается над ним! Он вдруг поймал себя на мысли, что без колебаний выстрелил бы в нее, будь у него в этот момент пистолет. Чувствуя унизительное бессилие перед Мирой, он быстро подошел к ней, замахнулся, но она даже не вздрогнула, даже не подняла глаз. Тогда, вместо того чтобы ударить, он выхватил у нее черепаху, кинул ее на землю и наступил на мягкий панцирь. Черепаха расплющилась под его подошвой, как шляпка гриба.

Теперь он достал, зацепил ее вечно спрятанную душу! Мира медленно присела, глядя на выдавленные из-под панциря сизые внутренности, на дрожащую в агонии змеиную головку, на черную, в чешуйках, лапку, слабо царапающую землю, потом подняла лицо и вдруг резким движением швырнула в глаза Некрасову горсть пыли.

Он взревел от боли, отшатнулся и, схватившись руками за лицо, с рычанием пошел куда-то в кусты.

2

Она спускалась по склону в лагерь. «Возьми себя в руки, – говорила она себе. – Нельзя так распускаться. Ничего страшного не произошло. Просто с ним, как с любым зацикленным мужчиной, надо было сразу обо всем договориться: мы – деловые партнеры, а не любовники».

Она соглашалась, что Некрасов лишь в одном был прав: продолжать делать вид, что они друг друга не знают – уже не только бессмысленно, но и опасно. Лысый то ли слишком наблюдателен и догадлив, то ли телепат. Надо выяснить, что он знает еще. Это самое важное – выяснить, насколько он опасен… А Некрасов… Некрасова давно надо было поставить на место. Это была ошибка Миры – она заигрывала с ним, чтобы войти к нему в доверие. А это оказалось не только лишним, но и вредным. Чтобы войти к мужчине в доверие, надо показать ему гарантированный источник больших денег, а не ноги выше колен. Любой нормальный мужик знает: если будут у него деньги, то ноги выше колен станут ему доступны в том же количестве, что и куриные окорочка на рынке.

Она остановилась на спине большого белого камня, наполовину зарывшегося в землю, и посмотрела на лагерь. Отсюда, с высоты, палатки казались пчелиными ульями. Они стояли крэгом, в середине которого дымился костер. У котелка, вприсядку, суетился Шубин. Завернутая в одеяло, Вера Авдеевна медленно плавала вокруг костра. Инструктор, играя топором, шел вдоль обрыва к лесу.

«Сейчас, – подумала она. – Пока я не остыла. Пока еще все бурлит в душе. Не надо даже слишком стараться – мое лицо и глаза скажут сами за себя. Когда он поверит, что между мной и Некрасовым все кончено, то будет относиться ко мне совсем иначе…»

Она не стала спускаться в лагерь и по большой дуге пошла к лесу – туда, где только что скрылся Гера. Через несколько минут она услышала стук топора. Осторожно, чтобы не исцарапаться и не порвать о сучья сарафан, она прошла через густые заросли скумпии и вскоре увидела его. Гера стоял над большим бревном, широко расставив ноги и согнувшись. После каждого удара топором во все стороны разлетались щепки.

Она села на пенек и некоторое время, не выдавая себя, смотрела на его вспотевшую бронзовую треугольную спину и широкие плечи. «Красивая фигура! А вот лысина все портит. Ему пошли бы длинные черные волосы».

– Можно, я попробую?

Гера оглянулся, вогнал топор в дерево и выпрямился.

– Пробуй, – разрешил он, поднял с травы свою майку и вытер ею лицо.

Она с трудом высвободила лезвие топора, очень решительно замахнулась, но ударить не успела – Гера поймал ее руки вместе с топором.

– Так это не делается, – сказал он. – Без ног останешься.

– А как надо? Раздвинуть ноги?.. Ой, а мне сарафан мешает.

Гера снова принялся за работу. Он медленно продвигался вдоль ствола, снимая с него черную сырую кору.

– А зачем ты постригся наголо? – спросила Мира, внимательно следя за его работой.

– Педикулез, – односложно ответил он, не разгибаясь.

– А тебе пошли бы длинные волосы. Как у меня… Без завивки, конечно. Чтобы они не мешали дрова колоть, можно убирать их на затылок, сделать хвостик… Ты пару лет не ходи в парикмахерскую, и я тебе отличную прическу сделаю. Будешь похож на Тарзана.

Гера выпрямился, отмерил середину бревна, поплевал на руки и с придыхом вонзил топор в дерево.