Инструктор

Почуяв неладное, Мефодий нашептывает «боевую молитву». Слова превращаются в зримые символы, окутывают моего врага полупрозрачным доспехом, вкладывают ему в руки меч. Прямой огненный меч, от которого исходит нестерпимый жар.

Я хочу приблизиться к врагу, и расстояние между нами сокращается.

Астральный поединок.

Сто лет не занимался подобными вещами.

Мефодий рассекает мечом серую неопределенность. Вычерчивается огненная дуга, в плоскости которой расходятся колебания взвеси. Я атакую чакрой и «молотом», противник уклоняется. Мы сходимся, обмениваемся серией ударов. Здесь, в астрале, физические параметры тел ничего не решают. Наша скорость зависит от подготовленности разума. Мы не ограничены связками, мышцами и костями. Мы вообще ничем не ограничены.

В астрале не работают ауры и щиты, выставленные против стихийных техник. Доспехи можно укрепить взвесью, но для качественного воплощения требуется время. Никто из нас не успел над этим поработать. Коконы быстро распались, и к нам устремились сущности.

Активирую «гнев Руевита».

Перебрасываю всё, что у меня работало на «био» и «мёрфологии», добавляю еще сверху. Создаю призрачных двойников, которые обрушиваются на Мефодия. Мы атакуем синхронно, как единый организм. С каждым взмахом тонфы эта мясорубка наращивает обороты, втягивая в себя эфир и взвесь. Хищники перемалываются, встраиваются в механику боя, прибавляют мне ярости и мощи. Патриарх не знает, куда бить. Кажется, сам астрал обернулся против него. Я вижу, как энергия, украденная крестоформом, перетекает в меч. Мефодий забывает о существовании Рэйдена, он изо всех сил старается уцелеть в вихре ужаса, которым являюсь я.

В кают-компании губы патриарха начинают шевелиться.

Я улавливаю то самое заклинание.

Крестоформ не выдерживает. Я вижу изменения в спектре чужой ауры. Пульсирующие толчки, искажение рисунка. Меч тускнеет и распадается. Выбрасываю тонфу, стремясь завершить начатое… и рассекаю пустоту.

Мефодий сбежал.

Укрылся на физическом плане.

Перебрасываюсь в «телезрение». В салоне дирижабля тихо и спокойно. Патриарх открывает глаза и смотрит в провал коридора. Меня он больше не видит. Руки церковника снимают бесполезную Диадему, кладут на диван.

Патриарх проиграл.

Он уже мертв, только не знает этого.

Запускаем «чистый лист»?

Это Рэйден.

Нет. Я хочу, чтобы его помнили. Пусть знают, что мы расправились с высшим рангом Равновесия. И пусть хорошенько подумают, прежде чем связываться с нами в будущем.

Несколько мгновений учитель раздумывал над моими словами.

Затем пришла ответная мысль:

Ты прав. Активирую «машинерию». Устраивайся поудобнее, запасайся попкорном.

Цепочки, выстроенные сенсеем, одномоментно срабатывают.

Выходят из строя узлы и целые системы. Накрываются температурные датчики и высотомеры, двигатели перестают охлаждаться. Выгорает электрика. Идет вразнос вентиляция, разгерметизированный корпус больше не защищен кинетическим полем. Внутрь гондолы врывается ветер. Сигналы о множественных поломках затапливают процессор автопилота.

Я жду.

Наблюдать за обреченным на смерть человеком — тягостное занятие. Если, конечно, ублюдок не принадлежит к числу ваших врагов. По усталым глазам Мефодия я вижу, что он понимает.

Каюты и коридоры оглашаются сигналом тревоги.

Врубается аварийный генератор, яркость ламп уменьшается. Целые отсеки обесточены. Турбированные движки натужно гудят, неприятный звук вплетается в общую какафонию.

И что, у вас не предусмотрена эвакуация, господин Патриарх?

Катапультирование…

Всё предусмотрено.

Низложенный Патриарх неспешно идет к окровавленному креслу навигатора, брезгливо сталкивает на пол изуродованное тело и садится на освободившееся место. Активирует катапульту дактилоскопическим датчиком, приложив большой палец левой руки к подлокотнику.

Ничего не происходит.

Рэйден заклинил механизм.

С кривой ухмылкой Патриарх возвращается в кают-компанию. Задумчиво смотрит себе под ноги. Сквозь пуленепробиваемое стекло иллюминатора видны барашки волн, пробегающие по Азовскому морю.

Дирижабль теряет высоту.

Двигатель правого борта начинает дымить. Что-то взрывается, аппарат сотрясает толчок. Мефодий с трудом удерживается на ногах. Передо мной проносится буря эмоций. Страх, неверие, паника, ирония и обреченность.

Взрывается второй двигатель.

Винты перестают вращаться.

Дирижабль зависает над бескрайней морской гладью, удерживаемый газом в баллонах. Через несколько секунд взрывы артефакторных вставок приводят к полной разгерметизации. Газ покидает баллоны, по всей конструкции прокатывается протяжный стон. Скрежещет рвущийся металл, воздушный дом Мефодия содрогается.