Читаем Институты благородных девиц в мемуарах воспитанниц полностью

Первый Светлый праздник в институте я провела очень скучно. Родные мои были далеко, Варенькины — тоже. И другим, сколько я помню, было не веселее. Все смотрели какими-то одичалыми птицами, еще не спевшимися друг с другом, сидели по дортуарам и ничего не делали. В дортуаре Анны Степановны было несносно. Хотя по закону была позволена полная свобода, но там никто ею не пользовался. Двери Анны Степановны стояли настежь, и она слышала все, до невинного желания яйца вкрутую. Зная это, воспитанницы ее предпочитали сидеть тихонько, каждая на своем табурете у кровати, и рыться в каких-нибудь пустячках, то есть лентах, коробочках и перстеньках, привезенных из дому и грустно ненужных теперь.

У нас, то есть у Вильгельмины Ивановны, сравнительно было гораздо веселее. Она затворяла свои двери, и мы праздновали в покое. Всякий делал, что хотел. Иные, находя, что лучшее дело — сон, спали целый день без просыпу. Другие, усевшись по окнам, глазели на двор, пустой, облитый весенним солнцем, и слушали далекий праздничный трезвон; третьи от нечего делать только ели. Многие счастливицы ждали, что к вечеру придут их родные. В ожидании шли кое-какие разговоры. <...>

Наши праздничные заседания прерывались прогулками. Так как в начале апреля в саду было еще сыро, то нас водили гулять по двору. Это делалось иногда и зимою, в теплые дни. Кругом двора был узкий деревянный тротуар, по которому можно было идти только парами. Мы этого гулянья терпеть не могли, по крайней мере большинство из нас. <...>

Костюм наш во время этих гуляний был уморительный. Кожаные ботинки невероятной толщины, величины и вида; темные салопчики солдатского сукна и фасона как у богаделенок; коленкоровые шляпки в виде гриба, с огромным коленкоровым махром на маковке. Если бы не этот махор, мы были бы совсем галки. Потом нам сшили что-то поизящнее. И вообще, год от году при мне все наши туалеты стали заметно улучшаться — и будничные, и праздничные, и бальные... Ведь у нас тоже бывали балы!

Оркестр, всегда великолепный, и ни одного кавалера, раз- ве-разве два-три кадета из неранжированной роты[83]. Перед выпуском, впрочем, появилось несколько кадетов постарше, из семейства, коротко знакомого директрисе. Мы «обожали» их всех без исключения. Протанцевать с этой редкостью было счастьем великим. Нетанцуюшие посетители — три- четыре маменьки, изредка учитель со своими детьми, родственники директрисы — вот и все.

Бальные угощения открывались шоколадом. Два служителя несли его в ведрах, продетых на палки, и в боковой зале шоколад разливался по чашкам. Он был скверный; немногие пили с удовольствием. Пило особенно маленькое 6-е отделение, скакавшее всегда свои кадрили в дальнем уголку залы. <...>

В резвых танцах и изящных телодвижениях с венками и шалью мы сделали успехи позднее, уже в большом классе; в маленьком многие из нас были порядочные увальни.

Класс танцевания в первое время имел весьма унылую физиономию. В огромной зале зажигались лампочки, приезжал учитель и с ним музыкант с самой плачевною скрипицей, какую я когда-либо слыхала. Нас строили в шеренгу, и в полумраке начинали производиться бесконечные jetés assemblés[84]. Сначала мы страшно шуршали ногами, но наконец, после долгих стараний, учитель добился от нас некоторой воздушности, и мы приступили к какому-то pas de basque[85]*. В этом па есть особенное движение ногой назад и нечто волнообразное. Которая из нас была пожирнее, та выплывала в этом па как утка. Учитель бил в ладони, скакал сам, выходил из себя. Тернистым путем добрались мы до кадрили.

Одно время, для большей выправки и практики в изящных манерах, кто-то из наших властей придумал следующее. После танцев маленький класс оставляли в зале. Нас ставили одну за другой вдоль балюстрады. На балюстраду мы клали книжку, по которой твердили урок, и в то же время, легонько придерживая платья, делали ногой battement*. После четверти часа, по команде, мы поворачивались другим плечом и делали battement другою ногой — сто человек разом, в совершенном безмолвии. Кто бы посмотрел со стороны, тот подумал бы, что это дом сумасшедших. <...>

Перейти на страницу:

Все книги серии История. География. Этнография

История человеческих жертвоприношений
История человеческих жертвоприношений

Нет народа, культура которого на раннем этапе развития не включала бы в себя человеческие жертвоприношения. В сопровождении многочисленных слуг предпочитали уходить в мир иной египетские фараоны, шумерские цари и китайские правители. В Финикии, дабы умилостивить бога Баала, приносили в жертву детей из знатных семей. Жертвенные бойни устраивали скифы, галлы и норманны. В древнем Киеве по жребию избирались люди для жертвы кумирам. Невероятных масштабов достигали человеческие жертвоприношения у американских индейцев. В Индии совсем еще недавно существовал обычай сожжения вдовы на могиле мужа. Даже греки и римляне, прародители современной европейской цивилизации, бестрепетно приносили жертвы своим богам, предпочитая, правда, убивать либо пленных, либо преступников.Обо всем этом рассказывает замечательная книга Олега Ивика.

Олег Ивик

Культурология / История / Образование и наука
Крымская война
Крымская война

О Крымской войне 1853–1856 гг. написано немало, но она по-прежнему остается для нас «неизвестной войной». Боевые действия велись не только в Крыму, они разворачивались на Кавказе, в придунайских княжествах, на Балтийском, Черном, Белом и Баренцевом морях и даже в Петропавловке-Камчатском, осажденном англо-французской эскадрой. По сути это была мировая война, в которой Россия в одиночку противостояла коалиции Великобритании, Франции и Османской империи и поддерживающей их Австро-Венгрии.«Причины Крымской войны, самой странной и ненужной в мировой истории, столь запутаны и переплетены, что не допускают простого определения», — пишет князь Алексис Трубецкой, родившейся в 1934 г. в семье русских эмигрантов в Париже и ставший профессором в Канаде. Автор широко использует материалы из европейских архивов, недоступные российским историкам. Он не только пытается разобраться в том, что же все-таки привело к кровавой бойне, но и дает объективную картину эпохи, которая сделала Крымскую войну возможной.

Алексис Трубецкой

История / Образование и наука

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии