Читаем Институты благородных девиц в мемуарах воспитанниц полностью

Но вернусь к Патриотическому институту. Я в нем была при двух начальницах: Засс и Безобразовой, и обе были так ласковы с нами, что мы безбоязненно обращались к ним с нашими маленькими горестями, что было со мною не однажды.

Характера я была очень живого и хотя имела прекрасные баллы не только за учение, но и за поведение, тем не менее очень часто попадалась в разных погрешностях. Так, однажды священник на уроке Закона Божия советовал нам: «Если кто обидит тебя и явится желание ответить на обиду каким-нибудь резким словом, то возьми в рот воды и держи ее, пока не успокоишься». Вслед за уроком нас повели в рукодельный класс, которым заведовала несимпатичная немка Беккер. Говорила она с каким-то акцентом, и ее грубый, трескучий голос делал ее непрерывную воркотню особенно неприятной. На этот раз не угодила ей работою я, и когда она стала грубо выговаривать мне, то я, чтобы смолчать, сделала вид, что беру воду в рот, а затем на все ее причитания только махала головой и указывала на рот. Конечно, это вызвало смех подруг, что окончательно взбесило Беккер, и она поспешила к классной даме с жалобой на меня. И как я ни старалась уверить последнюю, что всему виною батюшка со своим советом, тем не менее за мой haut-fait[45] приходилось платиться приемом, то есть в первый приемный день я лишалась свидания с родными, кто бы ни приехал навестить меня. День был субботний, и такое наказание, всегда неприятное и конфузное, было мне тем больней, что назавтра, в воскресенье, я ожидала приезда родителей, редко посещавших Петербург. Долго не думая, я в первую свободную минуту отправилась к maman и поведала ей и мое преступление, и раскаяние, и горе и получила отпущение греха своего. И мое обращение к ней не вызвало осуждения ни со стороны подруг, ни классной дамы, так <как> оно считалось обыденным делом. Вообще, у нас не существовало неприязни к хорошим воспитанницам. Не было у нас и «отчаянных».

Поступила я в институт месяца за два до <очередного> выпуска и попала в класс, три года проведший в институте[46] . Естественно было ожидать целый ряд экспериментов над «новенькою», но класс принял меня самым симпатичным образом. Правда, вышучивали меня иногда, задавая, например, вопрос: «Ела ли я физику с молоком?» — вопрос, на котором часто попадались новенькие, желавшие показать, что дома они пользовались всеми без исключения деликатесами. Но все шутки были так добродушны, что я с удовольствием поддавалась им. А когда в числе фамилий воспитанниц класса я услышала знакомые мне по Курску, <...> то скоро установились добрые отношения, которые продолжались и когда этот класс перешел в старший.

Классными дамами того отделения, куда я временно попала, были m-me Липранди и m-lle Розен. Последней я обязана первым большим удовольствием, испытанным в институте.

Как-то вечером, сидя в рекреационном голубом зале, следила я за играми подруг. Вдруг стремительно входит Розен, берет меня за руку и, ни слова не говоря, так же стремительно ведет меня с собой. Не успела я оглянуться, как очутилась в белом зале на коленях среди выпускных, репетировавших к акту балет pas de chales[47]. Оказалось, что кроме восьми—десяти воспитанниц младшего класса, уже принимавших участие в этом балете, нужна еще одна маленькая девочка, чтобы держать конец голубой шали, долженствовавший изображать «А» — вензель государыни, вот Розен и вспомнила меня. Много приятных минут доставило мне это, особенно же счастлива я была, когда стало известным, что акт будет во дворце ввиду легкого нездоровья императрицы. Быть во дворце, видеть царскую семью, любоваться всеми чудесами, которые моя детская фантазия облекала в волшебные образы, казалось маленькой провинциалке недосягаемым блаженством!

С понятным нетерпением ожидала я это радостное событие. Уже с утра в день акта весь институт был в волнении. Наконец настал момент — все готовы, юные личики так веселы, белые воздушные платья так нарядны. Придворные кареты доставили нас во дворец. Акт начался, как всегда, музыкою, затем шло пение, характерные танцы с pas de chales в конце. По окончании этого последнего государыня Александра Федоровна подошла к нам и со словами: «Ты не заснула, крошка?» — подала руку маленькой Березовской (круглой сироте, привезенной шести лет в институт), сидевшей в середине вензеля со сложенными ручонками.

Затем начался бал. Государыня удалилась во внутренние покои, предоставив молодежи веселиться без стеснения. Наследник Александр Николаевич и все великие князья танцевали с выпускными, мы же, маленькие, сгруппировались в конце зала, любуясь танцами.

Вдруг подходит к нам государь Николай Павлович со словами:

― Не скучно вам, детки? Нравится вам у меня? Хотите видеть всю мою хатку?

Перейти на страницу:

Все книги серии История. География. Этнография

История человеческих жертвоприношений
История человеческих жертвоприношений

Нет народа, культура которого на раннем этапе развития не включала бы в себя человеческие жертвоприношения. В сопровождении многочисленных слуг предпочитали уходить в мир иной египетские фараоны, шумерские цари и китайские правители. В Финикии, дабы умилостивить бога Баала, приносили в жертву детей из знатных семей. Жертвенные бойни устраивали скифы, галлы и норманны. В древнем Киеве по жребию избирались люди для жертвы кумирам. Невероятных масштабов достигали человеческие жертвоприношения у американских индейцев. В Индии совсем еще недавно существовал обычай сожжения вдовы на могиле мужа. Даже греки и римляне, прародители современной европейской цивилизации, бестрепетно приносили жертвы своим богам, предпочитая, правда, убивать либо пленных, либо преступников.Обо всем этом рассказывает замечательная книга Олега Ивика.

Олег Ивик

Культурология / История / Образование и наука
Крымская война
Крымская война

О Крымской войне 1853–1856 гг. написано немало, но она по-прежнему остается для нас «неизвестной войной». Боевые действия велись не только в Крыму, они разворачивались на Кавказе, в придунайских княжествах, на Балтийском, Черном, Белом и Баренцевом морях и даже в Петропавловке-Камчатском, осажденном англо-французской эскадрой. По сути это была мировая война, в которой Россия в одиночку противостояла коалиции Великобритании, Франции и Османской империи и поддерживающей их Австро-Венгрии.«Причины Крымской войны, самой странной и ненужной в мировой истории, столь запутаны и переплетены, что не допускают простого определения», — пишет князь Алексис Трубецкой, родившейся в 1934 г. в семье русских эмигрантов в Париже и ставший профессором в Канаде. Автор широко использует материалы из европейских архивов, недоступные российским историкам. Он не только пытается разобраться в том, что же все-таки привело к кровавой бойне, но и дает объективную картину эпохи, которая сделала Крымскую войну возможной.

Алексис Трубецкой

История / Образование и наука

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии