Институты благородных девиц в мемуарах воспитанниц

Последний раз мы видели государя на пожаре у нас. Загорелся Белый зал. Он соединялся с главным зданием института не очень широким проходом. Это бы, кажется, должно было дать надежду, что пожар далеко не пойдет, но огонь могло перекинуть, а потому начальница приказала всем институткам надеть, на всякий случай, салопы (известные под названием «клоки»), безобразные капора и идти в церковь, самое отдаленное от зала место, имевшее отдельный выход на улицу. Как только пожар был замечен, о нем немедленно дано было знать государю, и он тотчас же приехал и оставался на пожаре, пока не удалось отстоять все постройки и пожар не стал затихать.

Желая успокоить институток, государь пришел в церковь. Мы его обступили, и он шутил с нами, говоря, что мы совсем не храбрые, так как испугались такого маленького пожара.

Весь институт оделся в траур по случаю кончины государя.

Она совпала с переходом нашим в старший класс. Как всегда, были экзамены, по окончании которых 26 апреля лучшим ученицам были розданы награды — книги. Мы сбросили зеленые платья и надели коричневые и с того времени формально считались состоящими уже в старшем классе. Какую радость испытали мы! С нами стали обращаться как со взрослыми, допускали пользоваться большей свободой, стали вывозить нас, хотя очень редко, но и это было большим развлечением. Так, возили нас: смотреть панораму въезда государя императора Александра Николаевича в Москву на коронацию[46]; в Эрмитаж, где мы осматривали все редкости; каждую Масленицу ездили мы в придворных каретах под балаганы; наконец, лучших воспитанниц возили на акты: одних в Смольный, других в Екатерининский институт. К последним принадлежала и я[47].

С переходом в старший класс стали изменяться методы преподавания. Так, при изучении как иностранной, так и отечественной литературы нас стали знакомить с произведениями их. Господа Миналь, Розе и учитель русской словесности (фамилии его не помню) стали устраивать вечерние чтения. Эти чтения мы очень любили.

Преподавали у нас естественную историю и физику на русском языке. Был у нас физический кабинет, и мы с большим интересом присутствовали на опытах. <...> Недурно знали мы и математику, в пределах тогдашних требований. <...>

Но самым любимым нашим предметом была история, благодаря талантливому лектору Михаилу Матвеевичу Ста- сюлевичу. Молодой тогда адъюнкт-профессор, он, увлекательно читая, умел сосредоточить внимание воспитанниц и глубоко заинтересовать их. А тонкая ирония, в случае незнания урока или неудачного ответа, заставляла всех без исключения готовиться к классу. Лекции Михаила Матвеевича приходилось записывать и составлять для класса, который их переписывал, по исправлении Михаилом Матвеевичем. <...> У меня до сих пор хранится объемистая тетрадь с собственноручной надписью Михаила Матвеевича на заглавном листе: «Исторический сборник отдельных рассказов, анекдотов, характеристик и объяснений к общему курсу всемирной истории». Хорошей поверкою наших знаний была предложенная им работа составить «Реку времени» как по древней, так и по средней истории, с чем нам удалось удачно справиться.

Так как одновременно с нами Михаил Матвеевич преподавал историю и великим княжнам Лейхтенбергским — дочерям великой княгини Марии Николаевны, то очень часто составленные нами исторические карты, а также и «Река времен» служили Их высочествам на уроках. <...>

Но не в одном умении заинтересовать слушательниц лекциями заслуга Михаила Матвеевича, главное то, что ему удалось внушить нам, что труд и полезное общественное дело дают смысл жизни, что можно не задаваться чрезмерными задачами, так как всякое даже самое маленькое дело почтенно и достойно подражания. Он советовал нам и на институтских скамьях приучаться к работе и не терять время, особенно летом, когда у нас так много свободных часов. <...>

Закон Божий у нас проходили довольно подробно, но не очень мучили заучиванием текстов. Священника своего (кажется, по фамилии Макиевский) мы любили и уважали. Постились мы не так много, посещение церкви нас не утомляло, и наше религиозное чувство не утрачивалось. Напротив, я лично никогда не говела с таким благоговением, как в институте. Был у нас хороший хор церковный из воспитанниц.

Рукоделием нас тоже не обременяли. В младшем классе учили шить, а в старшем — вышивать (по канве, гладью, золотом). И знание, вынесенное в этой отрасли, вполне было достаточным для домашнего обихода. Не помню, чтобы мы много готовили подарков.

Пенью, кроме церковного, и музыке обучали за отдельную плату желающих.

Танцам нас учила какая-то дама, но раз великая княгиня Мария Николаевна, застав нас за уроком, осталась недовольна нашей мазуркою, вследствие чего был приглашен Стуколки н.

Рисование шло не особенно успешно, да и трудно было ожидать успехов при одном уроке в неделю.

Что касается кулинарного искусства, то нужно сознаться, что его каждой из нас пришлось изучать уже дома.