Читаем Институты благородных девиц в мемуарах воспитанниц полностью

И несколько девиц помогли мне выбраться в окно. Я стремглав, задними аллеями, через черный ход пробралась в комнату m-me Sarge, куда всегда приезжали мои родители, так как она была знакома с ними и меня очень любила. Кажется, только один раз в моей институтской жизни я не умоляла отца посидеть подольше и даже была рада проститься с ним, чтобы скорее попасть на назначенное мне мегерой место. Папа был очень удивлен, видя мою рассеянность, но мне было стыдно сознаться в нашем наказании, и я смолчала.

Простясь и не проводив отца до швейцарской, как я это делывала всегда, я через несколько секунд тем же путем и способом, с помощью карауливших меня подруг, сидела в беседке как ни в чем не бывало. В два часа m-elle Ав — а отворила нашу тюрьму и повела в класс на занятия; о моем путешествии так она и не узнала, как не удалось никогда узнать, кто писал злосчастную записку...

Наконец настало тревожное время приготовления к выпускным экзаменам! Занимались усидчиво, целый день, даже вставали в 4 часа ночи; выпросив огарок у нашей «воспитанницы» Маши, очень доброй девушки, мы по кучкам, то есть несколько дружных между собою девиц, садились долбить уроки к экзамену. У меня экзамены прошли вполне удачно, так что я была назначена отвечать на царских и публичных экзаменах. Надо пояснить, что на эти последние вызывались не все, а только лучшие ученицы, иначе было бы утомительно выслушивать 200 с лишком девиц; на эти экзамены полагалось только два дня. Каждая из нас, разумеется, прекрасно знала заранее назначенный для нее билет, и кажется: чего бояться? Ан нет! Как вызовут, бывало, к доске, сердце готово точно выскочить. А начнешь отвечать, страха как будто и не бывало! То же самое, даже еще более, мы испытывали и на главных инспекторских экзаменах, решавших участь наших занятий за все шесть лет, так

как по отметкам на них выдавались нам награды и аттестаты. Экзамены происходили в присутствии начальницы, попечителей, инспектора, учителей, <принца> Петра Георгиевича Ол ьд е н бу р гс ко го.

Царские экзамены обыкновенно происходили в институте, но в год моего выпуска в Бозе почивающая императрица Александра Федоровна, будучи больной и чувствуя себя не в силах ехать в институт, соизволила приказать привозить нас во дворец. В назначенный день нас повезли в Зимний дворец в придворных каретах. В 11 часов утра мы уже сидели в большой зале дворца. Не знаю, как называется этот зал, только помню в нем большие, под самый потолок, шкафы с серебряными блюдами, а возле коридор с часовыми, из которого дверь вела в Зимний сад.

Ее величество, поздоровавшись с нами, заняла свое кресло и, слушая нас, вязала чулок; возле нее поместились: начальница, инспектор, члены Совета, то есть попечитель принц Ольденбургский, учителя, фрейлины (классные дамы сидели возле нас). Потом вошли в ту же залу Их высочества великие княжны и великие князья. Экзамен наш продолжался часов около трех; вызванная по фамилии девица становилась против государыни. Мне пришлось отвечать из Закона Божьего, потом по географии, всеобщей истории и русской литературе. Для экзамена по географии были привезены классные доски с картами моей работы.

Император Николай Павлович также осчастливил экзамен своим присутствием, постоял несколько минут сзади императрицы, задал ученицам два-три вопроса и удалился в свои апартаменты. По окончании экзамена Ее величество в сопровождении начальницы и своих фрейлин оставила зал, сказав нам:

Идите, дети, посмотрите, где я живу; княжны вам покажут.

Nous Vous remercions, Votre Majeste Imperiale[39], — весело и радостно отвечали мы.

Как мы были счастливы и благодарны, видя такое милостивое внимание царя и царицы и их царственных детей!

С какой любовью и радушием показывали они, объясняли нам доселе невиданные редкости. Прежде всего повели нас в Зимний сад, потом через кабинет, где императрица сидела с начальницей, в ее опочивальню; заставили обратить внимание на великолепнейшие брильянты в коронах и парюрах[40] в стоящих по углам витринах; затем спустились в нижний Зимний сад, где порхали птички на свободе с одной пальмы на другую, а в клетках кричали пестрые попугаи; из ванной комнаты повели нас по широкому коридору, украшенному великолепными картинами знаменитых художников. Тут присоединился к нам император Николай Павлович; встретив нас здесь, он сам лично показал нам Георгиевскую, Белую и другие залы, милостиво шутил с девицами, смеясь над их удивлением и наивностью.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии