- Действительно, это равнозначно тому, что ты мне про маньячную фигуру и охреневшего коня рассказывала…
- Это вы о чём? Я про коня и маньяка не слышала! – Элла отодвинула тетрадь, сняла очки и со вкусом потянулась. – Что маньяк с конём делал?
- Да они не вместе, - засмеялась АлиСанна. – Они по отдельности. Это мои, когда ещё помладше были, написали.
- Расскажи! Хоть отвлечёмся немного.
- С кого начать?
- С маньяка!
- Один мой мальчик написал: «Всю ночь по-над водой маньячила чья-то фигура».
- Боже мой! – застонала Элла и ткнулась лбом в стол. – Фигура! Маньячила! Какое чувство языка!
- Ага. Просто будущий Стивен Кинг.
- А про коня?
- Мы писали изложение про лошадь. И там было что-то вроде того, что конь болел и хирел.
- Мне уже страшно представить, что они тебе понаписали!
- Правильно боишься. Потому что Таня Коваленко написала, что конь охренел! Кстати, были и другие, схожие по звучанию и написанию варианты. Но я их озвучить не могу. Мне воспитание мешает.
- Не-е-ет! Я больше не могу смеяться. Хватит издеваться, Перезвонова! Не будь я филологом, не поверила бы, что можно такое написать и так извратить всё. Но ведь можно, можно!
- Всё. Хватит. Надо работать.
- Да. Действительно. А то до утра не успеем.
Так, то смеясь, то упрашивая друг друга потерпеть ещё немного, они проверяли работы до четырёх утра. А потом, несмотря на уговоры АлиСанны, приглашавшей остаться доспать оставшиеся три часа у неё, разбрелись по домам.
- Хорошо, что рядом живём, - напоследок порадовалась еле живая от усталости Ульяна.
В семь тридцать они встретились на остановке.
- Будто и не расставались, - чуть слышным шёпотом прошелестела бледно-зелёная Соня. Остальные молча кивнули. Больше ни на что у них сил не было. А через час все оценки за первую экзаменационную работу уже были вывешены на первом этаже. После этого полудохлые представительи методобъединения словесников повалились на кожаный диван в рекреации напротив кабинета директора и ещё полчаса, пока не начался следующий экзамен, безмятежно дремали. И только АлиСанна не спала. Ей было не до этого. Её дети сдавали физику и химию. Как тут уснёшь?
Сдали, кстати, прекрасно. И девятый класс тоже справлялся вполне неплохо. АлиСанна металась между «старшенькими» и «младшенькими» и их нервничающими родителями и сама удивлялась тому, что в её сутках, похоже, все сорок восемь часов. Иначе, как объяснить то, что она каким-то непостижимым образом всё успевала? Разве что только молодостью.
Когда АлиСанна в очередной раз неслась то ли из столовой, где договаривалась о банкете на выпускной, то ли из библиотеки, в которой выясняла, все ли учебники они сдали, её поймала за руку директор:
- Алиса Александровна, мне только что позвонили. У Никоненко за экзаменационное сочинение пять-пять.
- Ага. Хорошо. – Сказала АлиСанна. Она не удивилась. Чему тут удивляться, когда сама всё проверила и перепроверила. И не обрадовалась. Ей было просто всё равно. Зато не всё равно было, что обожаемые «младшенькие» математику написали лучше других девятых. Умнички.
На экзамене по математике неожиданно зачудил Михаил Юрьевич. После консультации он случайно услышал, как туалет напротив его кабинета назвали Лермонтовским, понял, что необычным для уборной именованием сортир обязан его имени и отчеству, до глубины своей трепетной души оскорбился, обиделся и теперь коршуном реял над оробевшими выпускниками, пикировал под парты, бросался в сторону малейшего движения, зорко выискивая шпаргалки. Ничего не нашёл, но сосредоточиться мешал и страху напустил такого, что все сидели, вжав головы в плечи, и с ужасом поглядывали на него, боясь пошевелиться. Никто о причине обиды, естественно, ничего не знал, и теперь дети были ужасно растерянны и никак не могли понять, что же произошло с их милейшим и смирнейшим Михаилом Юрьевичем. Час понаблюдав за этим, одна из независимокомиссионных дам шепнула пришедшей проверить, как идут дела у «старшеньких», АлиСанне:
- Срочно позовите завуча, пусть она уведёт под каким-нибудь предлогом вашего принципиального борца за идеальный экзамен и объяснит ему, что не надо детей пугать. Иначе получите сплошные «пары».
АлиСанна кивнула, пару минут понаблюдала за беспосадочным полётом буревестника от математики, посмотрела на затравленные выражения лиц своих «старшеньких» и революционно-решительно-неумолимое – Михаила Юрьевича, поняла, что в одиночку здесь справиться не сможет, и унеслась.
Узнав от неё о происходящем, завуч Елена Дмитриевна всплеснула руками и тут же примчалась. Как и чем она выманила Михаила Юрьевича, АлиСанна не слышала. Но результат видела: дети тут же воспряли, повеселели и застрочили в тетрадях.
Вскоре ушли перекусить и комиссионные дамы. Анжела Петровна Кузякина, по совместительству выполнявшая функции одного из ассистентов, тут же подсела к своей дочери, и они принялись что-то обсуждать бурным шёпотом. АлиСанна потерпела это десять минут, а потом подошла и негромко сказала: