Инстинкт У

- Да-да, - кивнула завуч. Вид у неё при этом был такой, будто она только что нашла добровольца, готового только за идею в одиночку выкопать Беломорканал. Потому что и классное руководство тоже тащили на себе исключительно на голом энтузиазме – в те далёкие, быльём поросшие годы оно (как и тяготы труда председателя методобъединения) не оплачивалось совершенно. АлиСанна об этом, разумеется, знала, но поступить по-другому не могла. Да-да, вы всё правильно поняли – не позволил тот самый инстинкт У. Снова он разгулялся не к месту.

Глава четвёртая,

в которой АлиСанна осваивается в новом положении дважды классного руководителя и борется с неожиданной напастью

- Ты сбрендила, Перезвонова? – неласково поинтересовалась подружка Элла, услышав новости.

- Ага, - согласилась АлиСанна, не вдаваясь в подробности.

- Два классных руководства в выпускных классах и сорок два часа нагрузки – это утопия. Ни один человек этого не потянет. Тем более ты. В тебе сколько килограммов живого веса? Ты так ласты склеишь. И к концу года мы зароем твой хладный труп прямо на школьном дворе.

Она недолго подумала и добавила:

- Хотя нет, не зароем. А то, увидев могильный камень, от нас все ученики разбегутся и мы потеряем работу…

- Не склею. – АлиСанна фыркнула и уткнулась в очередное личное дело. Подруги пили в её кабинете чай. Но у неё времени не было. Ульяна поставила ей на стол чашку и теперь периодически напоминала:

- Пей.

- Да-да, - соглашалась АлиСанна и иногда и вправду отпивала. Но чаще забывала. Потому что изучение личных дел требовало сосредоточенности. Закрыв последнее, она обречённо вздохнула:

- Приплыли.

- Что? – спросила Ульяна.

- У меня, похоже, ещё и медалистка намечается, - пожаловалась АлиСанна.

- Ну, всё, - хохотнула Элла, - теперь ты точно ласты склеишь. Вот увидишь.

- Не склею. Вот увидишь. - Упрямо повторила АлиСанна и встала.

- Ты куда?

- К завучу. Выясню, правда ли Ника у меня на медаль идёт. Я ни разу с медалистами не работала и подробностей не знаю.

- А, ну иди, иди.

- Иду, - АлиСанна сунула под мышку личное дело Ники Сметаниной и вылетела из кабинета. Неспешный шаг она уже давно не могла себе позволить. Только галоп. В крайнем случае рысь.

- Нет-нет, - покачала головой завуч, когда АлиСанна положила перед ней личное дело, - мы с Оксаной Савельевной уже смотрели, но у Ники медаль не выходит. Там есть нюансы…

- Точно не выходит? – удивилась АлиСанна, которая видела в столбиках оценок Ники за предыдущие годы почти исключительно пятёрки.

- Точно, - убеждённо кивнула завуч.

У уставшей АлиСанны не было сил, чтобы выяснять, что к чему. Её бедная голова отказывалась понимать, как определяют, идёт ученик на медаль или не идёт. И она просто поверила завучу. И, честно говоря, выдохнула облегчённо. Потому что только медалистки ей для полного счастья и не хватало. Слабину дала, конечно, чего уж там греха таить? И потом себя чувствовала очень виноватой перед Никой. Потому что та, конечно, медаль заслуживала. Но новость о том, что медали не будет, приняла стоически, с пониманием, и родители её тоже. Так и сказали:

- Ну, не будет медали и ладно. Обойдёмся.

А АлиСанне эта минутная слабость потом, кстати, ох как аукнулась. Но об этом – позже. В отдельной главе.

А пока вернёмся к будням человека с двумя классными руководствами и сорока двумя часами нагрузки. Ах, да! Ещё и председателю методобъединения в одном флаконе, конечно.

Одиннадцатиклашки новость о том, что теперь они не бесхозные, а АлиСаннины, восприняли с восторгом. И тут же принялись обживаться в триста одиннадцатом кабинете. Сразу же и родительский комитет подключился. И АлиСаннин кабинет, усиленно облагораживаемый не только ей самой, но и детьми и родителями аж двух классов скоро украсился буйной зеленью горшечных растений, красивым зеркалом, ярко-розовым электрическим чайником со свистком и прочими удобствами и полезностями.

И можно было бы жить-поживать да добра наживать. Но, как, собственно, всегда и бывает, случилось это самое «но». Да такое неожиданное, что АлиСанна поначалу оторопела и вовсе не знала как с этим «но» справляться. Потому что два её класса, девятый «А» и одиннадцатый «А», которых она для удобства идентификации называла «младшенькими» и «старшенькими», взялись вдруг ревновать. Да-да. Особенно отличились в этом «младшенькие». Ведь целых полтора месяца они жили себе, чувствуя себя единственными и любимыми у классного руководителя. А тут вдруг возникли «старшенькие», которые те же полтора месяца чувствовали себя обездоленными и никому не нужными, и вот, наконец, обрели ту, что готова была принять их и полюбить. Да что там – уже любила. И стали триста одиннадцатый кабинет сотрясать натуральные сцены ревности.

Дети, конечно, были воспитанными, поэтому до безобразных скандалов не опускались. Но страдали и мучились ревностью так явно, что АлиСанна не знала, чем их утешить. Она уж их и уговаривала, и приводила один убедительный довод за другим. Бесполезно.