Инстинкт и бессознательное

[223] Мы охотно соглашаемся с тем, что физиологические характеристики возможно видеть, осязать и измерять. Но в психологии даже общепринятая терминология до сих пор не устоялась. Вряд ли отыщутся две психологические школы, которые, к примеру, согласятся единообразно толковать понятие «чувство». Правда, глагол «чувствовать» и существительное «чувство» все-таки обозначают некие психические факты, иначе для них не появилось бы общего значения. В психологии приходится иметь дело с фактами, вроде бы достаточно четкими как таковые, однако не получившими научного определения. Состояние нашего знания можно сравнить с положением дел в средневековом естествознании – если коротко, любой психолог знает о психике больше всех остальных своих коллег. По сути, мы располагаем разве что личными мнениями по поводу неведомых фактов. Вследствие этого психологам свойственна постоянная, почти непреодолимая склонность цепляться за физиологические факты, потому что те сулят безопасность, потому что вокруг оказываются известные и описанные явления. Поскольку наука зависит от точности словесных формулировок, психологи обязаны проводить концептуальные различения и давать тем или иным группам психических фактов конкретные наименования, не обращая внимания на то, имеются ли какие-либо другие значения у предлагаемых терминов. Единственное, что важно для психолога, – это согласуется ли подобранное им слово в его наиболее общем употреблении с психическим фактом, которое оно призвано охарактеризовать. Одновременно психолог должен избавиться от распространенного обыденного заблуждения, будто имя само по себе объясняет стоящий за ним психический факт. Имя должно для него быть не более чем ярлыком, инвентарным номером, а вся понятийная система – не более чем тригонометрической картой конкретной географической местности, такой картой, где значимые точки важны по практическим соображениям, но несущественны для теории.

[224] Психологии еще предстоит придумать собственный язык. Когда я впервые стал давать имена типам установок, выведенным мною эмпирическим путем, то обнаружил, что вопрос языка является главнейшим препятствием для развития нашей науки. Мне пришлось, хотел я того или нет, устанавливать строгие понятийные границы и наделять открытые области именами, которые, насколько это возможно, брались из обыденной речи. Поступая таким образом, я неизбежно подвергал себя опасности, о которой уже упоминал, – опасности поддаться распространенному мнению, будто имя объясняет сам предмет. Пусть это мнение есть, несомненно, остаток древней веры в магию слов, недоразумения все равно возникают, и я регулярно слышал такое возражение: «Но ведь чувство – это же нечто совершенно иное».

[225] Об этом очевидно банальном факте приходится говорить только потому, что сама его банальность является одним из основных препятствий для психологического исследования. Психология, будучи самой юной среди всех наук, до сих пор подвержена влиянию средневековой ментальности, которая не делала различия между названиями и самими предметами. Эти затруднения необходимо подчеркнуть, дабы широкая научная общественность, с ними не сталкивавшаяся, лучше осознала очевидные проблемы и очевидное своеобразие психологических исследований.

[226] Типологический метод позволяет создавать классификации, которые соблазнительно было бы называть «естественными» (правда, природе классификации неведомы!), и они обладают величайшей эвристической ценностью, поскольку сводят воедино индивидуумов с общими внешними признаками или общими психическими установками и тем самым позволяют психологам выполнять более тщательное наблюдение и более точные изыскания. Исследования в области конституции предоставляют психологу чрезвычайно важный критерий, посредством которого возможно либо устранять влияние органического фактора при изучении психических явлений, либо учитывать его в своих построениях.