Инстинкт?

Но потом это как-то забылось. Следующие несколько дней пролетели, словно при сильном ветре клубы дыма от костра.

Утром, когда вышли из подземной машины, рассказал на Совете, чем, по-моему, Иаката была и чем стала. Слушали затаив дыхание, как сироты, впервые узнавшие, кто их родители.

Напротив окон редакции, в сквере и возле сквера, что-то вроде народного гуляния. На ограде вывешиваются и снимаются лозунги. Иногда между теми, кто хочет повесить новое, и теми, кто охраняет свое, споры. Когда начал говорить, передо мной повешенный на шею Попечителя лозунг: «ТОЛЬКО БУКУН МОЖЕТ СПАСТИ НАС!» Его сменила надпись корявыми буквами: «ЛУЧШЕ ГОЛОД, ЧЕМ БУКУН!» Тут же прикрепили еще одну: «НИ БУКУН, НИ ГОЛОД, А САМИМ ДЕЛАТЬ ПИЩУ!» К концу моего сообщения по улице прошла маленькая демонстрация с плакатом: «СВОБОДУ РЕЛИГИИ», хотя исповедовать любую никто не запрещал, да и, насколько я знал, у иакатов никакой нет. Так как окна комнаты, где заседали, без рам и стекол, из-за шума говорить приходилось очень громко. Несколько раз Крдж высовывался на улицу, просил собравшихся не кричать. Но там стихали лишь ненадолго.

Я кончил.

Молодая черноволосая женщина — доброволица Тайат, чью статью я читал в газете, — сказала:

— Очень странно. Гигантских размеров планета, леса и моря. Развитая цивилизация с огромными городами, мощной промышленностью. И все это превратили в пустыню крошечные чувства ничтожной группы маленьких людей. Что-то здесь не так.

— Результат во всяком случае налицо, — вступил Втв, высокий блондин, с которым я познакомился в первое посещение редакции. — С чего начинать — вот вопрос. Сделать людей самостоятельными, чтобы их ни с того ни с сего не кидало на площадь. Избавиться от букуна.

— От диктата букуна.

Все заговорили одновременно.

— Изучить машину.

— Изучить себя, чтобы узнать, как букун на нас действует. Это легче.

— Исследовать сам букун. Еще легче.

За минуты, пока длился диалог, на решетке появился призыв вступать в клубы — ниже был список, который я издали не мог прочесть. Прошла женщина с плакатом: «ИМЕЮ СПИЦЫ, УЧУ ВЯЗАТЬ». Шныряли мальчишки с анлаховым соком. На статую повесили надпись: «НАДО ВСПОМНИТЬ». Рядом сразу прикрепили: «СНАЧАЛА НАДО УЗНАТЬ, А ТО ВСПОМИНАТЬ НЕЧ…» — на последние буквы не хватило бумаги.

— Слушайте! — воскликнула женщина-экскурсовод из музея. — Что, если городу питаться теми же хлебцами, какие отвозят в деревню? Крестьяне их едят, не ходят на митинги, не читают дурацкую «НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ». — Запнулась, оглядела присутствующих. — Извините.

— И нас букун гоняет, — сказал парень, который вчера принес стебель клубники. — На полевые работы. Часа по три в день.

— Ну и что, пойдем на полевые! Здесь, в городе. Сделаем огороды во дворах. Еще с какой охотой люди возьмутся.

— Хлебцев на всех не хватит.

— Сами станем печь. Из каши. Букуна все равно поступает много лишнего. Машина рассчитана на то население, какое раньше было.

— Лишний можно использовать как удобрение. Смешивать с песком. Посадим вокруг города деревья, жуг. Мы же все можем, если только опомнимся.

За окнами сияло солнце. На улице молодежь — говор, шум.

Вьюра вскочила со стула.

— Какие прекрасные мгновения! Чиновников-распределителей нет, все запреты кончились. А мы уже не спим, проснулись. Сами думаем, решаем, будем делать. Вся планета — пустыня, а мы вырастим леса, луга с травой раскинутся. Целый мир перед нами, будем восстанавливать на нем природу… Какое счастье! Неужели это возможно?

Наборщик из типографии, все время молчавший, сказал:

— Вчера весь день с полей не подвозили анлах. Ни одного трактора не было. Я много народу опрашивал, никто не видел. И сегодня. А в столовой утром букун был какой-то жидкий.

Улица внизу вдруг стихла. Потом снова зашумела, но по-другому. Через сквер к редакции шел человек, перед ним расступались. Ближе к дому он скрылся из поля нашего зрения. Потом в коридоре прозвучали шаги.

Вошел Змтт. Куртка на плече разорвана, волосы в беспорядке. От уха по шее полоска засыхающей крови. Странным образом при этом он был величествен.

— У анлаха происшествие. Мальчишки рвали ветви с початками. Одного крестьяне схватили, потащили к старейшинам. Было столкновение.

В коридоре появился юноша. Робко вступил в комнату.

— Вы Совет?.. Там человека убило.

— Где?

— На пляже… То есть нет. Потом, позже. На пляже какие-то двое уговаривали остановить машину. В пустыню к трубе с ними пошло много народу. Там коридор с железными стенами. Передние почувствовали звук, хотели остановиться. Задние давят — им же не слышно было. Тех, кто впереди, затолкали в большую белую комнату. Один умер. Другого вытащили, привели в себя.

— Кто уговаривал? — Крдж поднялся.

— Сказали, из Совета.

— А как выглядели? Не запомнил?

— Ну… мужчины. Взрослые.

Юноша шатнулся. Вьюра усадила его на стул.

— Который умер, не из тех двоих?

— Нет.

— А тот, кого вытащили?

— Я.