Крестик исчез в дверях магазина так быстро, как это было возможно. Светлана закурила сигарету, пуская в небо тонкую струйку дыма. Она держала в руке пачку и зажигалку, а ногой, согнув ее в колене, оперлась о стену, к которой стояла спиной. Время от времени проезжавшие мимо машины разрывались звуками клаксонов. Некоторые останавливались, и тонированные стекла сползали вниз, а из салона доносилось:
— Эй, девушк, поедэм, прокатимся.
Светлана делала брезгливый жест рукой, и автомобили, обиженно выпустив сизый парок, скрывались за поворотом. Крестик вышел из магазина, опустив голову.
— Не удалось?
— Не совсем.
— Что не удалось?
Крестик протянул обратно деньги.
— Что-то не договаривает.
— А что сказал?
— Сказал, что не знает, кто это. Говорит, что многие пользуются его ящиком, но он не обязан спрашивать их, кто они, где и с кем живут. Сама понимаешь, если тут анкеты заполнять, можно всех клиентов распугать.
— Ну и что мы имеем?
— Можно сказать ничего. В принципе, конечно, можно подежурить здесь завтра. Если твоя подруга появится, то до обеда, а перед закрытием он дискетки раздает.
— То есть, самое оптимальное время — это с семи до восьми?
— Да, где-то так.
— Тогда, что ты приуныл, Крестик? Выше нос.
— А я не приуныл, — натужно улыбнулся Крестик.
— А деньги почему не дал?
— Я ему сказку сочинил.
— Какую?
— Сказал, что если все узнаю, то ты со мной переспишь.
— Да ты, Крестик, Дон Жуан какой-то.
— Я?
— Ты, ты, — Светлана обняла подростка за плечи, и они двинулись по вечернему городу.
Как не странно, но со стороны это совсем не выглядело смешно.
— Света, это ты? — раздался из кухни взволнованный голос хозяйки.
— Я, Маргарита Павловна.
— Ужинать будешь?
— Нет, уже поздно.
— Чайку хоть попей.
— Спасибо, не хочу.
— С моим вареньем, — настаивала женщина.
— Хорошо, я только переоденусь.
Через несколько минут Светлана, одетая в шорты и футболку, плюхнулась на деревянную табуретку.
— Устала дочка?
— Устала, Маргарита Павловна.
— Где же ты была?
— Подругу искала.
— Ну и как?
— По-прежнему.
— Наверное, набегалась?
— Набегалась.
— Ну, пей, дочка, пей, — старушка наливала в высокий фарфоровый бокал дымящийся напиток, не сводя глаз с квартирантки.
— Маргарита Павловна.
— Что милая?
— А вы когда-нибудь теряли близких?
Руки старухи дрогнули, и рыжее пятно расплылось по скатерти.
— Ой, что это я совсем старая стала.
Светлана, схватила ее за запястье и, глядя в глаза, спросила:
— Вы знаете, что значит потерять очень близкого человека?
— Да что ты, деточка, — высвободила женщина свою руку.
— Я очень плохо себя чувствую, извините.
— Ты никак убиралась сегодня? — сменила тему разговора Маргарита Павловна.
— Да.
— Я же тебя просила этого не делать.
— Извините, не удержалась.
— А неужели грязь заметила?
— Нет, что вы. У вас очень чисто. Только как-то… Как-то не живо… Как будто не живут здесь.
— Я старая становлюсь, — объяснила хозяйка.
— Маргарита Павловна, а покажите, какая вы были в молодости.
Лицо женщины стало каменным.
— Наверное, так некрасиво говорить.
— Конечно, извините. Я и сама помню: девочка, девушка, молодая женщина, молодая женщина, молодая женщина, старушка померла.
— Света, я не знала, что ты…
— Что?
— Такая, — женщина сделала неопределенный жест.
— Легкомысленная?
— Ну почему сразу легкомысленная?
Над столом повисла пауза.
— Мент родился, — в потолок произнесла Светлана.
— Что?
— Примета такая, если за столом, где идет оживленная беседа, все вдруг замолкают, значит, родился ребенок, который вырастет и станет милиционером.
— Дурацкая примета.
— Дурацкая.
— Извини, Света, я зря затеяла этот никчемный разговор.
— Это я его начала, — сказала Светлана, — я пойду спать.
— Иди, дочка.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Светлана прошла в комнату и, не снимая одежды, легла на кровать. Она долго рассматривала отсветы на потолке. Время тянулось как сырая резина. Иногда Светлана проваливалась в тревожный сон, маленькими заставками рекламы налетавший на ее сознание. Ей казалось, что она не спит. А, может быть, она спала и видела во сне, как лежит на кровати в большой московской квартире. Но, когда лязг запиравшейся двери долетел до ее сознания, она поняла, что спала и уже успела отдохнуть и прийти в себя.
Светлана разделась и снова забралась под простыню, чтобы не вылезать оттуда до обеда. Когда рука девушки нашарила часики, на них уже был полдень. Приняв контрастный душ и внимательно изучив остатки своих вещей, Светлана сложила часть их в пластиковый пакет, остальные она запихала в сумку и ногой затолкала ее под кровать. Светлана открыла шкаф Маргариты Павловны, сняла с вешалки дачную ветровку и надела ее поверх джинсовой куртки, не смотря на то, что на улице во всю светило солнце. Светлана уже собиралась выйти в коридор, как вдруг ей в голову пришла какая-то идея. Она, не снимая кроссовок, прошла в комнату, достала пожелтевшую тетрадь и, написав там несколько строк, убрала обратно. Светлана тщательно закрыла дверь на оба замка, спустилась во двор и быстрым шагом пошла к ближайшему телефону-автомату, считая про себя секунды.
— Сто сорок, — сказала она сама себе и, сняв трубку, набрала: ноль — два.