Шейла. Я и так собиралась уйти через минуту-другую. Но как же вы не понимаете, что если все, что обнаружилось сегодня, — правда, то не так уж и важно, кем был тот, кто вынудил нас сознаться. А ведь все это — правда, разве не так? Ты уволил девушку с одной работы, я добилась ее увольнения с другой. Джеральд содержал ее — как раз тогда, когда, как предполагалось, он был слишком занят, чтобы видеться со мной. Эрик… Что сделал Эрик, мы знаем. А мама своим бессердечным поступком нанесла последний удар, который ее и прикончил. Вот что важно, а вовсе не то, был ли этот человек полицейским инспектором.
Эрик. Для нас независимо ни от чего он был самым настоящим полицейским инспектором.
Шейла. Вот-вот, Эрик, это я и имела в виду. Но если то, что я скажу, может послужить вам хоть каким-нибудь утешением — меня-то это ничуть не утешает, — то, знаете, у меня все время было такое смутное ощущение, что он какой-то странный, необыкновенный. Совсем не похожий на обычного инспектора полиции…
Берлинг
Миссис Берлинг. Надо сказать, вел он себя самым необычным образом — так… так невежливо… так напористо…
Берлинг. А как он со мной разговаривал! Обрывал, просил помолчать, грубил… Все-таки он должен был бы помнить, что я бывший лорд-мэр, член суда и прочее. А потом, его манера говорить. Помните, как он говорил? Они так не разговаривают. Уж я-то знаю — имел дело с десятками полицейских следователей.
Шейла. Пусть так. Но все равно это ничего не меняет.
Миссис Берлинг. Разумеется, меняет — все меняет.
Эрик. Нет, Шейла права. Ничего не меняет.
Берлинг
Шейла
Берлинг. Это ничего не значит. Он почерпнул какие-то сведения из записок, оставленных той девушкой, и дополнил их двумя-тремя остроумными догадками, но факт остается фактом: если бы мы поменьше говорили, ему скоро не за что было бы зацепиться, чтобы продолжать допрос.
Шейла. Теперь-то хорошо так говорить. Но он вынуждал нас исповедоваться.
Миссис Берлинг. Ну уж меня-то он не вынудил исповедоваться, как ты это называешь. Я ему прямо и недвусмысленно сказала, что, по моему мнению, я только выполнила свой долг.
Шейла. Мама!
Берлинг. Дело в том, что вы позволили взять себя на пушку. Да-да, он взял вас на пушку.
Миссис Берлинг
Берлинг. Нет, не тебя, дорогая. Я имею в виду вот этих двоих. Тот субъект явно невзлюбил нас. Он был предубежден с самого начала. Может быть, он социалист или еще какой-нибудь умник в этом роде — речи-то у него точь-в-точь как у них. И вот, вместо того чтобы противостоять ему, вы спасовали: он взял вас в оборот и заставил говорить о ваших личных делах. Вам следовало бы дать ему отпор.
Эрик
Берлинг. Потому что к тому времени, когда я мог бы это сделать, ты уже признался, что брал деньги. Какой отпор мог я ему дать после тебя? Как я сглупил, что не настоял на разговоре с ним наедине!
Эрик. Это тебе не удалось бы.
Шейла. Конечно, не удалось бы.
Миссис Берлинг. Право же, вы, дети, говорите как-то так, что можно подумать, будто хотите помочь не нам, а ему. Помолчите-ка теперь и не мешайте вашему отцу решать, что нам делать.
Берлинг
А это еще кто? Пойти открыть?
Миссис Берлинг. Не надо. Эдна откроет. Я попросила ее подождать: она подаст нам потом чай.
Шейла. Может быть, Джеральд вернулся.
Берлинг
Эдна. Мистер Крофт!
Джеральд. Надеюсь, я не причинил вам неудобства своим возвращением?