Мы с Хромым пожимаем друг другу руки.
Давуд смотрит на часы и объявляет:
– Перерыв на обед, пожалуйста. Я ухожу, вы разговаривайте. В семнадцать часов я тебя жду, Виталий, а?
Я киваю, и Давуд, приветственно взмахнув рукой, уходит.
Хромой с усилием поднимается со своей скамеечки и, сильно припадая на одну ногу, выходит из-за барьера.
– Серьезная беседа не терпит суеты, – говорит он. – Пусть будет второй перерыв на обед. Все равно работы ни хрена нет.
Он запирает дверь на длинный засов, потом выставляет в оконце табличку с надписью: «Перерыв на обед».
– Прошу в мои апартаменты, – шутливо произносит он.
Я захожу за барьер. Хромой толкает заднюю дверцу, и мы оказываемся в темной и, как видно, просторной комнате. У двери Хромой щелкает выключателем. Вспыхивает посреди комнаты лампочка под розовым прогорелым абажуром. Я оглядываюсь. Под лампочкой стоит старенький стол, покрытый клеенкой, возле него несколько стульев, в стороне прислонился к стене какой-то допотопный буфет со стеклянными дверцами, а в углу на четырех чурбачках установлен матрац, застеленный старыми одеялами, с двумя цветными подушками в изголовье. На стене возле буфета висят какие-то вещи.
– Здесь живешь? – оглядываясь, спрашиваю я.
– Когда домой идти неохота, – отвечает Хромой и неожиданно добавляет. – Или когда идти опасаюсь.
– И так, значит, бывает?
– Бывает, – просто отвечает Хромой. – Все в жизни бывает. Да ты садись.
Мы подсаживаемся к столу.
– А здесь оставаться не страшновато? – снова спрашиваю я.
– Здесь-то? Не-а. И потом, здесь у меня еще два выхода предусмотрены, – он кивает на дальний, плохо освещенный угол комнаты. – Один – во двор, а второй – в подъезд соседнего дома, под лестницу, его там и не видно. Так что уйти всегда можно.
– Если только в подъезде и во дворе не будут ждать.
– Ну, тут уж целый взвод нужен, – усмехается Хромой. – Столько никогда не набирается. А потом, никто про эти выходы не знает. Тебе только и говорю, раз ты Давуду друг.
– Что ж, на доверие положено отвечать доверием, – говорю я. – Курить можно у тебя тут?
– Можно. Мы не в ресторане.
– А в ресторане разве нельзя? – удивленно спрашиваю я.
– Ага. Ни в одном. У нас город некурящих. Нигде курить нельзя. Ни в кино, ни в театре, ни на пляже. В газете даже объявляли.
– Ай, ай, – я качаю головой. – Знал бы… впрочем, все равно приехал бы. Серьезное дело привело. Вот слушай, – я закуриваю. – В Москве убит человек. Из вашего города приехал. Фамилия Семанский, зовут Гвимар Иванович. Был здесь директором магазина. Не знаешь такого?
– Не-а, – качает головой Хромой, боком пристраиваясь на стуле.
– Убили ваши, – продолжаю я. – Чума и Леха. Их знаешь?
– Этих знаю, – ровным голосом произносит Хромой и тоже тянется за сигаретой, а мне показалось, он не курит.
– Так вот, Чума арестован, Леха погиб.
– Лучше бы наоборот.
– Это точно, – соглашаюсь я. – Но так уж судьба распорядилась. Только вот что пока не ясно: за что убили-то. Они там, в Москве, крупную квартирную кражу залепили. И вроде бы этот самый Семанский им подвод к ней дал. А потом, я так полагаю, что-то они не поделили.
– А Чума хоть что говорит?
– Пока ничего не говорит. Он заговорит, если крепко его прижать. Но вот Леха погиб. Теперь Чума постарается все на него свалить. И больше прижимать его пока нечем. Вдвоем они это убийство совершили. Но, скорей всего, приказал третий.
Хромой слушает напряженно, забывая даже про сигарету. Он весь как-то съежился на стуле, подобрался, будто хочет прыгнуть куда-то, и только отброшенная в сторону искалеченная нога, как подбитое крыло птицы, разрушает это ощущение. Что-то особое, личное чувствую я в этом напряженном его внимании.
– Ты такого Льва Игнатьевича, случайно, не знаешь? – спрашиваю я.
– Не-а. Это все не наша бражка. У нас другой народец, – усмехается Хромой, затягиваясь наконец сигаретой. – Но… тут есть одно обстоятельство.
Я уже успел заметить, что выражается Хромой иной раз как-то необычно, слишком, я бы сказал, культурно. Странно. Отпетый вроде бы блатняга с двумя судимостями, а такой вдруг язык, откуда бы ему, спрашивается, взяться. Это – или семья, или образование, больше взяться неоткуда.
– Какое обстоятельство? – спрашиваю я.
– Я этих двоих знаю как облупленных. Особенно Чуму. У меня с ним инцидент был еще там… – Хромой неопределенно машет рукой. – Так вот, квартирные кражи им никогда не светили. Это не их ума специальность. И вообще они уже больше года на дела не ходят. А грошей, между прочим, у каждого из них навалом. Вот кое-кто и толкует, будто они в няньки нанялись. Понял?
– К кому?
– Никто не знает. Темнят. Или теперь уже об этом в прошедшем времени говорить надо? Темнили, значит.
– А узнать можно?
– Попробовать можно.
– Попробуй. Ты ведь многих тут знаешь?
– Больше чем надо.
– И врагов, значит, тоже нажил?
– Тоже больше чем надо.
– Почему же так получилось?