Инспектор и ночь

На душе у него полегчало. Раздражение прошло. Остались лишь усталость и тошнота. Он провёл ладонями по лицу, потом откинулся назад и уронил руки. Нужно досчитать до восьми, нет, до десяти, и снова вспыхнет зелёный свет. Клод начал медленно считать про себя. Зелёный свет и в самом деле зажёгся. Но эта игра уже не доставляла ему удовольствия. Во-первых, он настолько привык к светофорам, что почти всегда «выигрывал». А во-вторых, ему уже не на что было загадывать. Раньше он загадывал на что-нибудь, связанное с Жаклин. Например, найдут ли они в течение одного месяца квартиру.

Автобус снова тронулся. Скоро Леон пропоёт:

— Шато Руж!..

Но Леон ничего не пропел. Наверно, проворонил из-за возни с пассажирами. Клод услышал только его сигнал. «Вместо того, чтобы трезвонить, был бы попроворнее, — буркнул вполголоса Клод. — Теперь жди-дожидайся».

Улицы подползали к Шато Руж с шести сторон, и всё вокруг было забито легковыми машинами и грузовиками. Видимо колонна с рю Кюстин не остановилась вовремя и теперь перекрыла движение. Двое полицейских с искажёнными от крика лицами протискивались между машинами, гневно размахивая руками. На рю Пуле давно вспыхнул зелёный свет, но автомашины не могли тронуться с места. Кто-то, потеряв терпение, загудел. Его примеру последовали остальные, и вскоре вся рю Пуле верещала десятками голосов — тонких грубых, пронзительных, басистых. В следующее мгновение загудела и рю Дежан, за ней бульвар Орнано, потом все шесть улиц разом. Полицейские яростно размахивали дубинками, из машин выглядывали разгорячённые лица. На балконы соседних домов высыпали люди.

Рёв клаксонов становился всё более пронзительным. Словно в этом нестерпимом металлическом вое город изливал накопившееся за день раздражение. Каждый, кто был почему-либо зол, мог в общей суматохе извергать ругательства. Люди, на которых никто никогда не обращал внимания, с жаром бросались в эту заваруху, чтобы помочь, дать совет почувствовать на миг, что и они представляют из себя что-то Отупевшие от однообразия домашние хозяйки высовывались из окон, чтобы увидеть, чем всё это кончится, и втайне надеялись, что конец наступит нескоро. Такая грандиозная пробка всё же лучше, чем ничего.

Клод продолжал сидеть в своей кабине, облокотившись на руль. Когда-то он тоже принимал участие в таких заварухах ругался, наставлял. Но это было давно. Сейчас он просто наблюдал за происходящим и думал о том, каким образом пробка рассосётся.

И вдруг ему показалось странным сидеть вот так и чувствовать себя одиноким среди бурлящего людского моря. По всему перекрёстку заливались свистки, носилась ругань, показывались одно за другим сотни человеческих лиц, а Клод оставался одиноким, более одиноким, чем Робинзон на своём острове. Его охватило нелепое ощущение нереальности происходящего: высокие закопчённые фасады угловых здании, беспорядочное скопище машин и пешеходов, вой гудков — может быть, ничего такого не было и всё это лишь плод его воображения? Может быть, открыв глаза, он увидит, как после сна, свою мать с добрым усталым лицом, склонившимся над его кроватью?

— Вставай, Клод, вставай, мой мальчик, опоздаешь в школу…

Ему показалось, что он улавливает лёгкий полузабытый запах поджаренного хлеба и свежезаваренного чая. Ободряющие струи холодной воды, завтрак, игра с кошкой. Кошка в сущности, была котом, но его назвали почему-то Марго, и он безропотно носил женское имя.

— Боже мой, оставь животное в покое, опоздаешь.

— Хорошо, иду. Дай мне только два су.

— Какие два су?

— На булочку, я съем её на большой перемене.

— Откуда же я их возьму? Ты же знаешь, что мы небогаты.

Но и без булочек можно было прожить. Школа придавала ему уверенности. Раз тебя заставляют учиться, значит, ты нужен, значит, где-то ждут тебя. Где точно, Клод не знал, да это и не интересовало его. Лично он предпочитал бы стать ковбоем или хотя бы индейцем.

Шофёр растёр ладонями веки и выпрямился. Мрачные здания зловещими громадами нависали над ним. Нет, это не было сном, сном были воспоминания детства.

К противоположному углу с трудом пробился крытый грузовичок. Из него высыпались полицейские под руководством комиссара в фуражке с белыми кантами.

«Посмотрим, что они сделают».

Пока полицейские сновали между машинами и усмиряли водителей угрозами и штрафами, комиссар встал на перекрёстке и, резко махая рукой, принялся отдавать какие-то распоряжения.

Следя за движениями человека в фуражке с белыми кантами, Клод сразу понял, что тот знает своё дело. Комиссар распорядился в первую очередь, чтобы отъехали назад все, кто выстроился в «арьергарде». Эту операцию нужно начать с боковых улиц, другого выхода не было. Клод с самого начала понял, что, вертясь на перекрёстке, полицейские порядка не наведут. Этот же сразу сообразил, как надо поступить.

Когда стало несколько свободнее на левой части полотна Барбеса, комиссар пустил по нему машины с Кюстина, которые запрудили площадь. Потом снова остановил всё движение, подождал, пока расчистится правая сторона полотна Орнано, и дал путь колонне, застрявшей на Барбесе.