Инсомния-5

Что вообще такое невозможно, для творца, у которого есть дар, кусочек угля, целых три стены и тысячи верных помощников.

Но никто за это время не обратил внимания на тонкий писк, ведь крысы постоянно обитали на этих уровнях подземелий. Никто не обратил внимания на исписанные непонятными рисунками стены, ведь старик давно сошел с ума — частый симптом инсомнии, особенно у сильных в прошлом ловцов. Никто не обратил внимания на огонь злобы в глазах творца, ведь он тщательно скрывал его за не таким уж и фальшивым безумием.

А сейчас, в столь напряженный момент, на старика и вовсе никто не смотрел. Ну подумаешь, сидит худощавый заключенный в вонючих обносках возле измалеванной углем стены. Сидит и гладит маленькую крысу, которую любой другой на его месте давно бы сожрал без всяких раздумий. Сидит, гладит, смотрит на одному ему понятные узоры на стенах, и тихо бормочет себе под нос, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Нас убивали, а мы рождались. Нас травили, а мы рождались. Они пировали, а мы рождались. Они спали, а мы рождались. Они жили в праздности, а мы рождались. Час не пробил, а потому мы рождались. Не все камни сожраны, а потому мы рождались. Мы терпеливы, мы бесконечны, мы неистребимы.

Он внезапно замер на полуслове, словно прислушивался к чему-то. А затем легкая улыбка тронула его губы. Он медленно поднялся на ноги, оглядел свою камеру, где долгие годы он рисовал картину мести. Никто ее не видел, потому что не знал, куда смотреть.

Ведь тут всего три стены и потолок, а рисовать пришлось десятилетия, так еще и тысячи питомцев должны быть отражены в полотне дня мести. Поэтому он рисовал картины одну поверх другой, переплетая вероятности, соединяя прошлое и будущее, где причины перетекали в следствия. И даже в столь грандиозном труде всей его жизни оставалось слишком много белых пятен.

Слишком многое оставалось за рамкой, не влезая в бесконечный многослойный холст. Но Вечноспящий услышал его молитвы и одним глазком все же посмотрел тот сон, что Стефан так долго рисовал наяву. Хвала всем грезам.

И вот он, день великой мести.

— Мы родились. Мы воскресли. Мы сожрали все камни. Мы сточили все прутья. Мы пролезли сквозь все решетки. Мы родились. Все, — Стефан наклонился к крысе, что держал в руках все это время и прошептал. — Передай остальным, наш час настал.

Та радостно пискнула в ответ и спрыгнула с его рук, сразу же метнувшись вон из камеры. А сам заключенный принялся наносить финальные штрихи в произведение, которое никто никогда не сможет разглядеть.

Они были уже не нужны, просто почему бы и не сделать лучше, если есть такая возможность. Ведь потом этой возможности уже не будет. Да и чем еще можно заниматься в одинокой камере, когда у тебя нет ничего, кроме крохотного остатка уголька.

Разве что слушать нарастающий гул и шорох тысяч лапок, скребущих камень. Или писк тысяч глоток, идущих брать свое по праву смерти. Ведь месть, это когда ты возвращаешь то, что когда-то получил сам. В том случае, когда получал ты только смерть своих сородичей из поколения в поколение.

Поэтому Стефан не обернулся, когда услышал истошные вопли жирного стражника, что всегда выкидывал половину еды Стефана, чтобы поиздеваться над ним. Творец его понимал, стражнику просто было скучно на этом посту. И не винил его, ведь друзья-крысы всегда возвращали потерянное, принося иногда даже больше.

Также Стефан не обернулся, когда пол его камеры, вместе с запечатанными рунами решетками провалился под землю. Хотя казалось бы — куда? Ведь они уже под землей, а под ними лишь каменные плиты защитных барьеров, вкопанных туда века назад.

Но крыс было много, они постоянно рождались. И у крыс была цель — месть. А для этого надо было всего лишь вырыть огромных размеров полости под камерой Стефана, перегрызть защитные руны, до которых не смог бы добраться ни один человек. И в нужный момент обвалить половину камеры.

Но это только начало чудесного дня мести. Стефан обернулся лишь когда пространство вокруг погрузилось в мертвую тишину. Глубокую, всепоглощающую тишину. Обернулся, чтобы осмотреть бесконечный живой ковер шкур, клыков, когтей и бусинок-глаз, пылающих огнем праведной мести, смотрящих на своего предводителя.

Он ничего не говорил, ведь его друзьям-помощникам не нужны слова. Короткий кивок и живая река ненависти и жажды крови сорвалась в бурлящий поток мимо его камеры. Бесконечный бег тысяч лап. Стефан высчитал точное число крыс, которые должны были родиться в этом замке. По сотне голов на каждый алый плащ, плюс тысяча на каждую алую мантию, плюс десять тысяч на каждую душу, оплетенную терновыми побегами. И вот сегодня все наконец совпало. Не идеально, но погрешности неизбежны.

Крысы бежали долго, но каждый миг, что Стефан смотрел на их бег, был блаженством. Потому он даже немного расстроился, когда поток прекратился. С тоской и предвкушением он побрел следом, по пути подобрав с жирного трупа обгрызенное копье. Все-таки Стефан давно уже не ходил дальше, чем от одной стены до другой, так что опора ему сейчас не помешает.