Непонятным казалось и другое — та серьезность, с которой Кори воспринял всю эту историю. По-прежнему оставаясь живым и интересным собеседником, он иногда посреди разговора внезапно замолкал, и я видел, как на его лице появлялось отрешенное выражение, словно его тревожило что-то такое, чего он не мог понять сам и о чем не решался рассказать мне. Это проявлялось у него по-разному — мимолетное замешательство, пристальный взгляд в сторону океана, несколько сбивчивая речь и частая потеря нити разговора, словно мой друг находился во власти какой-то навязчивой мысли, лишавшей его возможности сосредоточиться.
Наверное, мне тогда следовало взять инициативу в свои руки и разузнать все о предмете, так явно занимавшем его мысли; однако я не счел возможным вмешиваться в его личные дела, считая, что они меня не касаются. Хотя мы и были давними приятелями, я не был уверен, что имею право на такие действия, к тому же Кори и сам не стремился посвящать меня в свои проблемы, поэтому я предпочитал делать вид, что ничего не замечаю.
Тем не менее, если мне будет позволено перейти наконец к событиям, связанным с исчезновением Кори и моим вступлением во владение его собственностью — согласно оставленному им завещанию, — то первым делом следует сказать, что именно в то время Кори начал делать необычные записи в своем дневнике, который ранее велся им исключительно для фиксирования этапов творческого процесса. Хронологически эти записи соотносятся с некоторыми фактами из последних месяцев жизни Джеффри Кори.