Инсектопедия

Профессор выражается без обиняков – как при личном общении, так и в своих текстах. В конце своей книги «Пятьдесят запретов для ловца сверчков» (не покупайте сверчка с челюстями в форме иероглифа, не покупайте сверчка с округлыми крыльями, не покупайте сверчка, у которого всего один усик, не покупайте сверчка, который наполовину самец, а наполовину самка, и т. п.) он замечает: вполне понятно, почему общество пренебрежительно смотрит на бои сверчков. Если в университете он читает лекции, одетый в костюм и галстук, то на рынке насекомых, окруженный «людьми невысокого пошиба», он вынужден (чтобы не показаться смешным) одеваться попроще – в шлепанцы, футболку и шорты, как все остальные. Эта некультурность (она видна сразу: вокруг него все курят, ругаются и сплевывают на землю) – не просто вопрос личного вкуса. «Если вы хотите, чтобы другие обращались с вами почтительно, для начала сами ведите себя прилично», – требует он [122].

Это не просто вопрос этикета. Круг, который формирует профессор Ли, – одновременно убежище от мира и образец для него. Профессор Ли говорит, что в китайском обществе вежливость находится в кризисе, а бои сверчков – это развитое искусство с долгой историей, это дисциплинированность, это путь к духовности, это идеальная основа для развития и роста личности. Бои сверчков – все их традиции, свод познаний, требования к учености – редкостное искусство, близкое скорее к тай-цзи, чем к маджонгу. Но это искусство деградирует из-за азартных игр. Какой кошмар: столь возвышенное занятие сделалось основой такого нравственного вырождения!

Кампании против азартных игр – обычное дело в КНР со времен Освобождения. Но хотя политика КПК в этой области периодически, особенно после постмаоистских реформ, становится агрессивной, обуздать распространение азартных игр не удается. Наступление на сверчков (в отличие от неудачной попытки запретить маджонг в восьмидесятые годы) идет не впрямую, и тут можно усмотреть параллели с политикой при династиях Мин и Цин, когда имперские запреты касались возникшей сети «профессиональных» игорных домов со сверчками в городах, но законы были направлены не против боев сверчков, а только против азартных игр [123].

Даже во время культурной революции официальный запрет на бои сверчков не вводился. Однако, как вспоминают Мастер Фан и другие, культуру сверчков так или иначе загоняли в маргинальное положение. Всем, кроме маленьких детей, было попросту недосуг заниматься сверчками; даже те взрослые, чья жизнь шла в относительно нормальном русле, постоянно посещали собрания. Но к азартным играм государство относилось однозначно. Азартные игры категорично осуждались как язва феодализма, как порок, пустивший цепкие корни в китайском обществе. А заодно пострадали и бои сверчков – из-за их связи с азартными играми и коррумпированностью кругов элиты, из-за родства с комплексом излишеств, которые маркировались как мужские (секс, наркотики, пьянство, легкие деньги, роскошь, гедонизм и любые возможные порывы в этих направлениях). Иначе говоря, сверчки пострадали за то, что ассоциировались с пороками общества, которые (как и бои сверчков, на которых эти пороки паразитировали, одновременно создавая возможность для их проведения), в свою очередь, ассоциировались с давними культурными и историческими традициями, понимались как нечто исконно китайское.

Хотя официальный курс КПК совершенно бескомпромиссный, партийцы, с которыми я разговаривал, отнеслись к кампаниям против азартных игр прагматично. Эти журналисты и ученые, состоящие в КПК, реагировали на проблему как политизированные интеллектуалы; они спорили, являются ли азартные игры порождением бедности: может быть, они зачахнут, когда доходы населения повысятся? (За этим аргументом маячит обеспокоенность обострением неравенства.) Может быть, недавнее возрождение азартных игр объясняется взрывоопасной комбинацией роста располагаемого дохода и хронической неполной занятости, спровоцированной закрытием госпредприятий? В этих дебатах бои сверчков имели специфический статус. Бои сверчков целиком испоганены азартными играми, но в то же самое время они являются новым, очень ценным «товаром» – явлением традиционной культуры. С притоком денег, с появлением головокружительного ощущения, что старый материальный мир исчезает прямо на глазах, растущий городской средний класс, похоже, поддался какой-то новоявленной ностальгии. Вдруг стали цениться архитектура в национальных традициях, классическая живопись, старинная керамика, чайные домики и другие осязаемые памятники культуры. Одна из примет этой тенденции – бойкая торговля поддельным антиквариатом имперских времен на внутреннем рынке. Наступил самый подходящий момент для пропаганды облагораживающих аспектов культуры сверчков – дела, которому доктор Ли посвятил чуть ли не всю жизнь.