«Кто вызовется первым?» – начал судья, обращаясь к тренерам, стоявшим по бокам от него. Они двигались неспешно, вдумчиво, очень сосредоточенно. Натянули белые перчатки, сняли крышки с горшков, чтобы осмотреть своих насекомых, растолкали их элевзиновыми кистями и бережно переложили на арену. Один из тренеров был чуть более неуклюжим, чем второй: нерешительно выпустил своего бойца из коробочки, слегка вспотел, его рука немного дрожала; тренер знал, что многие ставки делаются еще до того, как игроки увидят насекомых: многие люди ставят больше на тренеров, чем на сверчков. Когда сверчки вышли на освещенную арену, все наклонились над ней, вытянули шеи, стремясь уловить тот момент, когда открыто проявятся дух, сила и дисциплинированность насекомого.
В течение нескольких минут делались ставки на одного сверчка, потом на другого; это закончилось, лишь когда вторая стопка денег перед судьей стала такой же толстой, как первая. Обстановка в битком набитой людьми душной комнате стала буйной. Мужчины, сжимая в руках пачки сотенных купюр, кричали, чтобы судья принял их ставки, а когда прием ставок в казино закончился, начали предлагать свои варианты, дабы соблазнить кого-то на пари.
Голос судьи гремел, перекрикивая всех остальных, нахваливая сверчков и вздувая ставки. Некоторые мужчины во всеуслышание комментировали насекомых и ставки. Другие просто наблюдали. И, наблюдая за ними, Майкл – кстати, сам он не испытывал к ним неприязни, но старался объяснить мне, какой шлейф у мира игроков, – вспомнил горькую статью Лу Синя о политическом сообщничестве, написанную в пору потрясений – в тридцатые годы ХХ века: «Мы, китайцы, охотно говорим, что любим мир, но на самом деле мы любим драки. Мы охотно смотрим, как дерутся другие существа, а также деремся между собой. <…> Пусть они дерутся, мы не встреваем, мы только смотрим» [116].
А затем, в момент, когда судья велел тренерам готовить своих сверчков, воцарилось гулкое безмолвие; вся комната, казалось, затаила дыхание. Оба тренера снова начали ласково поглаживать элевзиной своих насекомых (по задним лапкам, по брюшку, по челюстям). Сверчки не шевелились. Если ты смотрел с близкого расстояния, то мог разглядеть, как бьются их сердца.
В конце концов насекомые начинают петь, сигнализируя о своей готовности. Судья кричит: «Откройте ворота!» – и приподнимает пластину, которая разделяет арену на две части. Вокруг стола люди напрягаются, тишина становится звенящей. И нам с Майклом моментально становится понятно, что эти насекомые гораздо драчливее, чем все, которых мы видели раньше: больше похожи на воинов, иначе не скажешь. Вид у них был натренированный, готовый к бою. Внезапная атака, бросок в сторону, выпад к челюстям или лапе противника – и вся комната невольно резко ахает. Вся энергия в этом пространстве, забитом людьми, сконцентрирована на драме миниатюрного масштаба. Сингулярность. И в этот самый момент я остро осознал, что присутствую при этом, и посмотрел на Майкла, который прижался в толчее ко мне, и увидел, что он тоже, как и все, полностью сосредоточился на сверчках.
Да, это типично для игорных домов в промышленных районах, говорит нам позднее господин У, когда мы выходим всем скопом из здания, заполоняем безлюдные улицы микрорайона, все закуривают, шушукаются, хлопают дверцы автомобилей. В центре спонсоры арендуют гостиничные номера и тщательно отбирают клиентов, ведущих очень крупную игру, говорит он, в тех заведениях минимальная ставка – десять тысяч юаней, а общая сумма ставок может составить миллион с большим гаком. Но сегодня в Миньхане судья начал прием ставок с вежливых, поощрительных слов: «Ставьте сколько хотите, здесь все мы друзья, сегодня вечером даже сотня – уже хорошо». Правда, наступил момент, когда ставки перевалили за тридцать тысяч юаней, и господин Тун, игрок из Нанкина, впервые проявил себя и, не изменившись в лице, почти, казалось, рассеянно швырнул на середину стола шесть тысяч юаней и бесстрастно смотрел, как судья поручил наблюдателю дважды пересчитать деньги; затем ворота на арене поднялись, и сверчки быстро и агрессивно сцепились челюстями, начали бороться, опрокидывать друг друга на спину, снова и снова, невероятно мускулистые; их тела мельтешили, расплываясь перед глазами; они кружили один вокруг другого, бросались друг на друга. А потом, словно бы резко заскучав, расцепились, разошлись по разным углам и не подчинились, сколько бы тренеры ни пытались уговорить их возобновить бой. Даже когда судья попытался их подзуживать, заставив двух других сверчков петь (таких сверчков специально держат наготове в горшках у арены), ничего не вышло. Ничья – редкостный результат; господин У презрительно зацокал языком и театральным шепотом сообщил нам, что хорошие сверчки дерутся до полного изнеможения, а эти особи, пусть они и мускулистые, и хорошо подобраны в пару, плохо обучены.