Инсбрукская волчица

Единственное окно комнатки выходило на северо-запад, поэтому солнце было редким гостем в моём угрюмом жилье. С непривычки, наверное, здесь можно было с ума сойти от тоски. Не дом, а загон для животного или, скорее, гроб. Крысы, видимо, тоже считали мою каморку гробом. Они с нетерпением ждали, когда я, наконец, усну вечным сном, чтобы сожрать моё тело, а также одежду, которую я предусмотрительно запирала в сундук.

Тяжёлый, неприступный, как старинная крепость, сундук был единственным спасением от крыс. Я хранила в нём обувь и одежду, украшения, запасы еды, даже мыло и свечи. Ночами я слышала быстрый топот крысиных лапок на крышке сундука. Мерзкие твари чуяли вкусные запахи, но не могли прогрызть железную обивку.

Из моего крохотного окошка была видна вся округа – невзрачные улицы, заселённые будапештской беднотой. Район был удалённый от центра, битком набитый людьми, едва сводящими концы с концами. У остановки трамвая постоянно вертелись мальчишки, одетые в изношенное старьё – они выпрашивали у пассажиров мелкие монетки, чтобы купить жареных лепёшек или сигарет.

Из своего окошка я видела ярмарку, где постоянно суетился народ, а у ворот цыгане играли на гитарах и скрипках, зазывая покупателей. Через дорогу виднелся большой трактир – любимое заведение местных любителей крепкой выпивки и жарких кутежей. Завсегдатаями трактира были мои «сёстры» по древнейшей профессии. Они вертелись у крыльца, а в летнюю пору высовывались из распахнутых окон, заманивая мужчин огромными декольте, ярко накрашенными губами и бесцеремонным хохотом.

Девицы этого сорта околачивались и в местном парке. Разгуливая по аллеям, они опытным взглядом выискивали одиноких мужчин, бесцельно сидящих на скамеечках с бутылками пива. Такие вещи были известны мне не понаслышке. Все «хлебные» места будапештских проституток были мне знакомы, потому что я сама занималась этим промыслом. Мои братья, конечно, знали об этом. Но никогда ни они, ни старшая сестра Тимея не попрекнули меня ни единым словом. А старший брат Золтан даже помогал в сложных ситуациях.

Он был человек отчаянный, упрямый, дерзкий. Профессиональный налётчик, привыкший держать наготове наган. Собратья-преступники считали его справедливым. Иногда он совершал поступки, которые были бы под стать знаменитому Робин Гуду. Например, во время грабежа богатого дома Золтан подал сердечные капли хозяину, которому стало нехорошо. Ещё был случай, когда он спросил у ограбленных, не последние ли деньги у них забирает, и великодушно оставил половину суммы.

Внешне Золтан ничем не напоминал бандита. Подтянутый, в модном сюртуке, шляпе и сверкающих ботинках, он ходил по городу с портфелем, как адвокат или преподаватель. Спокойная поступь, любезное выражение лица и открытый взгляд серых глаз производили самое приятное впечатление. Только две черты не увязывались с чинным обликом – нос, перебитый в давней драке и шрам от ножа на щеке. Но распознать в этом порядочном горожанине опасного преступника мог бы, наверное, только опытный полицейский. Обычные люди редко бывают столь проницательны.

В ближайшие дни я собиралась наведаться домой, в Залаэгерсег. Тимея наверняка мне обрадуется, а о братьях и говорить нечего. Мы, Фенчи, всегда были друг за друга горой. Ходят слухи, что жулики готовы продать родную мать, но это неправда —сказать такое по отношению к нашей семье язык не повернулся бы ни у кого. Взаимовыручка стала нашим кредо, как и многодетность (Эрик рассказывал мне, что в семействе Фенчи никогда не бывало меньше четырёх детей). И, конечно, всех нас объединял принцип «деньги не пахнут». Мало у кого была чистая биография. В родном Залаэгерсеге нас давно взял на карандаш инспектор Йодль. Он собрал на нас такое досье, что даже покойные родители не смогли бы рассказать больше. Можно сказать, Йодль держал нас железной клешнёй.