Инсайдер

Местные земляне посовещались между собой и сошлись на том, что победа этих маргиналов ну никак невозможна. Поэтому пусть себе либеральные газеты балуются с новыми героями. Зачем заниматься разоблачениями? Только устраивать плохое паблисити для новых эмиссий.

Фондовый индекс, по мере приближения выборов, рос как на дрожжах, потому что фондовые индексы в развивающихся странах всегда растут перед выборами, и кричать в этих условиях о партии народной свободы — копать под свою же маржу. И из бумажных и спекулятивных прибылей, полученных заводчиками или финансистами из землян, значительная часть жертвовалась на избирательную кампанию Шаваша — бесспорного в их глазах и милого их кошельку будущего лидера страны. Она жертвовалась на основании бесспорных и убедительных социологических прогнозов, предрекавших победу Шаваша.

О чем финансисты не знали — так это о том, что все подобные прогнозы оплачивались Шавашем. Купить две сотни социологов было гораздо проще, чем купить пятьдесят миллионов избирателей.

Впрочем, Ассалахской компании выборы принесли кое-какие проблемы. Ашиник порою мелькал на страницах галактических газет. И если его высказывания по отношению к землянам были в целом корректны, то именно на примере Теренса Бемиша он разъяснял особенности коррупции в империи. В основном речь шла о таможенных злоупотреблениях в Ассалахе и отчаянной инсайдерской торговле в фондах Бемиша.

Это не прибавляло здоровья котировкам компании, и рост их заметно отставал от роста общего фондового индекса.

Но самое страшное для Бемиша было то, что благодаря выборам поссорились Шаваш и Киссур — два человека, которые очень много значили для планеты и не меньше — для самого Бемиша. Разлад начался исподволь, с того момента, как Киссур открыто заявил, что он против всяких выборов. Шаваш — наоборот. Когда государь сказал в лицо Шавашу, что никогда не назначит его первым министром, Шаваш понял, что он может стать первым министром только благодаря воле народа.

Почти немедленно, торопясь и лихорадочно поспешая, Шаваш бросил все свои силы и средства на раскрутку гигантской политической кампании и создание собственной партии. Методы Шаваша были сколь первобытны, столь и действенны. Двери особняка вице-префекта были распахнуты для нищих; день и ночь в них раздавали бесплатную похлебку и пироги.

В это время принимали закон о минимальной заработной плате. Первый министр Яник настаивал на пятидесяти ишевиках, Шаваш — на восьмидесяти. Яник настоял на своем. Тогда вице-префект Шаваш возвестил, что он доплатит недостающую сумму тем работникам столицы, кто получает меньше восьмидесяти ишевиков.

Дважды на Шаваша совершались покушения. Трудно сказать, подлинные ли то были покушения или нет, но, без сомнения, Шавашу они пошли только на пользу: он стал единственным человеком, противостоящим сектантам, и таковым воспринимался и благонамеренными людьми, и иностранными инвесторами.

Разрыв между Шавашем и Киссуром, которые вполне могли уживаться при императорском дворе, стал неизбежен, как только первый превратился в главу партии «Вейский демократический блок», а другой — в человека, считавшего демократию несусветной глупостью, пригодной для Вей не больше, чем меховая шуба — для тридцатиградусной жары.

Окончательная ссора произошла на пирушке в одном из загородных дворцов Шаваша. Бемиш присутствовал на ней: ему надо было встретиться с несколькими чиновниками из Чахара да вручить Шавашу чек на избирательную кампанию.

Они все были пьяны, Киссур, пожалуй, менее, а Шаваш более всех. Во всяком случае, Шаваш полулежал, раскинувшись, на диванчике, а на его коленях сидел один из его рабов, смазливый мальчишка лет четырнадцати, чьи отношения с хозяином не вызывали сомнения ни у кого из присутствующих. Мальчик целовал пальцы хозяина и подбирал кусочки с его тарелки, и настал наконец момент, когда будущий премьер-министр, светоч и надежда народа, враг инфляции и столп добродетели, с замаслившимися глазами стал пробираться к выходу, подталкивая перед собой мальчишку. Двое или трое просителей, вившихся вокруг Шаваша в надежде обговорить разные важные дела, убрались с дороги, понимая, что лучше сейчас не встревать между замминистра и скромным мальчиком, и в этот момент перед Шавашем оказался Киссур.

— Шаваш, — сказал бывший первый министр империи, — ты правда собираешься завтра в Ланах?

В Ланахе должен был быть съезд трех провинций, банкеты для избранных и пироги для всех.

— Да.

— Не езди, я прошу тебя.

Шаваш ошеломленно улыбнулся.

— Я не могу, Киссур. Народ ждет меня там.

— Я прошу тебя, Шаваш, не надо. Ради нашей дружбы. Недостойно вейского чиновника обезьянничать этим глупостям землян, участвовать в выборах.

Шаваш пьяно хихикнул.

— Это твоя личная просьба?

— Нет. Я говорю от имени другого.

Киссур не сказал: «другого человека». Никогда, даже в душе, он не называл императора Варназда человеком. Император всегда был для него — бог.

— Тот, от имени кого ты говоришь, боится, что я выиграю выборы?