Иностранец на Мадейре

А вообще, как считает Маша, мадерьянцы гораздо открытее португальцев континента. Правда, и здесь тоже не торопятся звать домой, дом – это для семьи и только очень близких друзей. Но если все же ты в дом попал – все, значит, ты признан, ты уже свой, практически родственник.

Я вспомнил, что не раз что-то в этом духе слышал – от ирландки Ким например, да и наш собственный опыт о том же говорит: мадерьянский друг – это навсегда, это очень серьезно. «В любом случае, с ними легче подружиться, чем с соотечественниками», – вдруг говорит Маша, и будто тень какая-то на секунду падает на ее лицо, – наверное, вспомнились «потухшие глаза». Но через секунду она уже снова лучезарно улыбается.

Рассказывают они мне интересные истории. Володя работал некоторое время в той самой суперзнаменитой гостинице «Ридз». Так вот, самый дорогой номер там, люкс Черчилля, стоит 3300 евро в сутки. Богатые англичане изредка берут его – на три-четыре дня. Но только русские – и никто другой – запросто арендуют его на несколько недель или на месяц. А что тут особенного? Для них – ничего. Но вот вызывает ли это уважение мадерьянцев? Не факт. Хотя, конечно, таким клиентом дорожат, и даже если приходят кому-то негативные мысли в голову, то вида никто никогда не подаст… Но все же, но все же… По мадерьянским понятиям тот, кто так легко расстается с деньгами, тот, значит, слишком легко их получил. Ведь они – труд и пот. Разве можно ими бросаться? В доме, где живут Маша с Володей, работает популярный ресторан «Beef Wines». Так вот, недавно зашла одна русская пара, съела что-то типа вареньица какого-то в пределах 10 евро, оставила сотню евро на столике и пошла себе. У официанта – глаза на лоб. Он долго бежал за ними, уговаривал взять сдачу. А они говорили: да ладно, чего ты, не парься, возьми себе на чай. Такую сумму чаевых он обычно за несколько месяцев собирает. Мадерьянцы рассказывают об этом, не слишком одобрительно качая головами. Не вызывает у них такое поведение уважения. В лучшем случае снисходительно к таким людям относятся. Хотя от денег, конечно, не откажутся…

Тем временем к нашему столику подсаживается местный житель. Собственно, его Маша с Володей и поджидали. Не тот ли это друг, носитель рыболовных секретов? Я с любопытством приглядываюсь к нему, а он обезоруживающе улыбается в ответ. Маша с Володей лихо переходят на португальский.

Без слов понятно, что бывают очень разные русские. В том числе и на Мадейре. Один наш знакомый, назову его Сережей, четыре года прожил на острове, который ему в принципе очень нравится, но так и не выучил португальского. Впрочем, и английского тоже. То есть, как говорится, полное отсутствие всякого присутствия, а значит, и общения никакого нет, и тем более – дружбы. Но он говорит, что ему никто не нужен. Достаточно жены и дочери.

Зато Александр и Светлана болтают по-португальски очень бегло и знают столько всего про Мадейру и мадерьянцев, что просто диву даешься. И друзей у них полно. Очень общительна обаятельная Инна Кологривова. Она держит ресторан в Канису, я у нее пробовал индейку в каштанах – очень здорово. А сколько видов мороженого у нее в ресторане – не счесть. Ресторан популярен, но все же доходы от него не могут считаться удовлетворительными, а потому Инна приспособилась помогать клиентам (в основном русским, но не только) в поисках жилья: она отлично знает рынок и понимает, что нужно русскому человеку, решившему обосноваться на Мадейре. Причем рассчитывает она не на каких-нибудь олигархов (те и сами о себе позаботятся), а на нормальных представителей среднего класса. А таких – все больше и больше. Хотя, по официальным данным, русскоязычных резидентов на острове – примерно шестьсот человек, из них граждан Российской Федерации – примерно треть.

Когда мне довелось пообщаться с бывшим мэром Фуншала и, как многие считают здесь, следующим президентом всей Мадейры Мигелем де Альбукерком, тот сам перешел на русскую тему.

Мне-то хотелось больше говорить с ним о другом: об истории города и острова, об аристократах и пиратах… Во-первых, он сам немного похож на пирата. На голливудского сверхобаятельного злодея, который в конце фильма окажется вовсе не злодеем, а совсем наоборот. Глаза пронзительной синевы. Действительно какой-то голливудской синевы, какой в жизни не бывает. На щеках тщательно, видимо, отмеренная и ухоженная, но все же усиливающая ощущение киношности щетина. Когда он быстро подошел близко, посмотрел на меня в упор, пожимая руку, мне даже на секунду стало не по себе. И похож на своего тоже знаменитого брата, главного винодела и дегустатора Мадейры, и не похож.

Брат решительно убрал частичку «де» из фамилии. Ну его, говорит, это дворянство, так короче. А Мигель настаивает на «де», говорит, «это часть фамилии, доставшейся от родителей, зачем же ее корежить?»