Иностранец

Я листал фотографии – и на некоторых из них без труда опознавал отца Ани. Какой смысл был – отстреливать гражданских с сараевских холмов? А никакого. Как не имеет смысла любая гражданская война. Если в начале и есть смысл – то потом он теряется…

Просто убивай – пока тебя не убили. Всё.

Листая дальше, я понял, почему отец Ани не попал в Гаагу и не был никак вообще наказан за Сараево. После Дейтонских соглашений – он переехал в Сербию и присоединился к банде. Участвовал в сейчас уже легендарных разборках двухтысячного года, прямо перед падением Милошевича. Когда новая власть разгромила основные банды – двое из троих криминальных лидеров были просто застрелены спецназом при задержании – он попал на скамью подсудимых и получил одиннадцать лет за бандитизм. Видимо, так он избежал куда более тяжких обвинений – решили, что если он сидит – то и пусть сидит. Он уже наказан.

То есть, отец Ани – бандит.

А я еще ни разу в жизни не видел исправившегося бандита.

И все равно что-то не давало мне покоя. Неужели он поднял руку на дочь? Обычно, бандиты как раз тепло относятся к своим семьям, это то немногое, что соединяет их с обществом.

Я попытался посчитать – и понял, что возможный мотив все же есть. Аня была зачата, когда Милан сидел в тюрьме. Конечно, есть такая вещь как длительные свиданки. Но она могла и не быть его родной дочерью…

22 мая 2022 года. Белград, Сербия. День двенадцатый

Вы, наверное, думаете, что я такой герой… я никакой не герой; еще со времен работы в Москве я понял, что героем быть глупо.

Но я и не подонок как некоторые. Подонки – это те, кто приходят на полицейскую работу, чтобы зарабатывать деньги. Или просто иметь деньги – потому что то что они творят, нельзя описать словом «зарабатывать», скорее это рэкет. Просто я помню о цели, о том, ради чего все это. Цель – найти убийцу и воздать ему по заслугам…

Зоран – ждал меня со своими людьми недалеко от «Петли», того места, где произошла бойня. Он на сей раз был за рулем недорогого Фольксвагена, а братки, или охранники, или кто там у него – припарковались на противоположной стороне дороги на джипе. Зоран был в костюме, выглядел уставшим. Мне вдруг пришло в голову, что он мог быть неплохим разведчиком – на улице посмотришь, не запомнишь.

– Деньги получили? – спросил он

– Да.

– Отлично.

– Вот – я протянул папку с отчетом.

Зоран принял отчет, начал читать. Я заметил, что он владеет техникой скорочтения.

– Пойдет. Это вы и отдадите Василию.

– Да.

Я кивнул в сторону аэропорта. Там еще не все прибрали.

– Кто устроил бойню? Кто убил Хребановича?

– Во всяком случае, не мы.

– Он что-то знал.

– Что-то знал… вы влезли в дела наркомафии, а она этого не любит.

– На кого работал Савич?

– Вы разве не получили свои деньги?

Да, конечно, получил.

Как мне говорил первый мой начальник и учитель, Алексей Алексеевич его звали – преступники не рыба, сетью не выловишь. Лови по одному.

– Сегодня я встречаюсь с Василием. Через… три часа.

Божаич кивнул

– Удачи. Как пройдет отзвонитесь.

Я хотел еще кое-что сказать. Но промолчал…

…

У Василия – в доме было многолюдно, как и тогда – но меня пропустили, знали уже. Среди охраны были и те, в кого я целил тогда своим пистолетом – но они встретили меня без особой злобы…

Василий спустился со второго этажа, дал знак следовать за ним. Мы прошли двором – и вышли на улицу. Было уже темно.

– Вон там сядем – Василий снял со стены старомодную керосинку – там нам никто не помешает…

Место, куда меня привел Василий, было беседкой для шашлыков с летней кухней. Там и в самом деле было тихо. Он поставил лампу на стол – и свет снизу вверх сделал его лицо похожим на лицо Дракулы.

Моё, наверное, тоже

– Я слышал, вас… попросили из министерства?

Я кивнул

– Это так.

Василий покачал головой

– Жаль.

– Нет смысла жалеть. Дело практически раскрыто.

– Мне жаль вас.

– Меня?

– Вас.

Василий Никич смотрел на меня – старый и мудрый убийца

– Кому вы служите?

– Я? Никому.

– Вот именно. Потому мне вас и жаль.

…

– Я служу нации. Вы можете понять, что это значит, служить нации?

Я прислушался к себе – нет, не могу. Даже если отнять то что я полицейский, и по долгу службы вижу людей в самых неприглядных ситуациях и никаких иллюзий насчет них не испытываю… и даже с учетом того что мне почти полтинник, и пионерские костры давно отгорели, так давно, что я и не помню, были ли они когда-то… и все равно – нет.

Я не могу это понять. Почувствовать – не могу.

Как то я читал одного автора на русском, так вот – он сказал, что может сразу отличить те нации, в которых в истории была гражданская война – и те, у кого ее не было. Он прав. Гражданская война делит жизнь народа на до и после. И после – будет после. Как раньше – уже не будет.

Никогда.

У сербов – никогда в истории не было гражданской войны сербов с сербами. А у нас была.

– Нет.

– Спасибо за честность.

…

– Я знал русских… они приезжали воевать за нас. Один из них как то сказал мне, что воевать за русских так, как за сербов, он не смог бы.

…

– Что вы принесли?

– Вам не понравится.

– И все же.

Я достал телефон, нашел нужную запись.