Иномерники

Отношения с Мирой Колбри у Ромки складывались в последнее время вполне себе дружески-рабочие, поэтому он решил порасспросить, что ей известно о работах в Калифорнийском технологическом. Но, свернув за угол коридора, впереди он различил еще одну фигуру: оказывается, их тут поджидали. Это был Пачат Дахмиджир, которого многие в школе называли Петром Ахромеевичем.

По слухам, бродившим среди технарей, он был человеком странным, не вполне понятным при общении, ходил в яркой и плотной оранжево-буддийской тоге, неизменно был вежлив, но от его вежливости здорово попахивало каким-то очень рассудочным оцениванием любого из местных, с кем он хотя бы просто разговаривал.

Тем временем Шустерман, простая душа, уже расспрашивал Миру, без тени угрызений, которые Ромка в себе ощущал:

– Нет, ты скажи, что еще в Калифорнии ваши ребята надумали? – Оказалось, они разговор об этом уже начали, а Ромка-то и пропустил начало. Он быстро догнал ребят, да и спокойней ему так будет, если на них Пачат Ахромеич, или как там его по-настоящему, нацелился.

– Наши ребята, – Мира улыбалась, понимая условность этого определения, – изучив опыт последней неудачи, изготавливают автоматический бакен, как маркер зоны выхода оттуда. Мы об этом тоже думали, помнишь?

– Мы думали об этом еще до аварии… – Шустер был, как всегда, зверски серьезен. – А теперь выясняется, что чудища тамошние могут его – хрясь, и готово.

– Не вполне поняла, что ты под этим подразумеваешь, но тебе будет любопытно еще вот что. Наши решили, что в одиночку там делать что-либо опасно, поэтому есть идея засылать туда группы параскафов для поддержки, и чтобы они отсылались вперед, в большую глубину Чистилища, наподобие первой, второй и третьей ступеней для разгона. Если понадобится, можно и четвертую команду устроить.

Пачат Дахмиджир пошел с Романом рядом, пока молча, и странное дело, был он невысок, казался несильным, а скользил легко, будто солнечный зайчик по чистейшему паркетному полу. Ром искоса взглянул на него, был он, пожалуй, светлокожим для индуса, разумеется, очень спокойным, даже отстраненным, будто всамоделишный Будда, и хотя нос не задирал никогда, почему-то казалось, что смотрит на весь этот мир сверху вниз.

– Так сколько же экипажей вам потребуется? И сколько машин, и какая же должна быть у нас связь, чтобы за ними следить? – И вдруг, распаленный новыми горизонтами, над которыми мыслили американцы, Шустерман почти закричал: – А как же вы будете синхронизировать работу трех-четырех машин?! И сколько времени, по расчетам, сможете там друг друга подкреплять синхронизированными пси-полями?! – Ребята уже удалялись, лишь Веселкина чуть замедлила шаг, но и она, кажется, поджидать Ромку не собиралась.

– Они пока в полный нырок не уходили, не вышло у них. Но рассчитывают, как мне прислали пояснения к техзаданию на бакены, часов на пять суммарной работы, не меньше.

– Да это же прорыв, не иначе! – снова возопил Шустерман, сворачивая за угол коридора.

– Здравствуйте, – сказал Пачат, или Петр Ахромеевич. И чуть заметно потянул Ромку за рукав его лучшей форменной – для конференции – куртки.

Делать нечего. Роман остановился, повернулся, посмотрел индусу в глаза. Тот смеялся, только так незаметно, что по-прежнему было непонятно – над собой, над Романом, над обоими или вообще – над миром в целом. Ромка сложил руки под подбородком ладошками вместе, чуть поклонился.

– Намасте, Пачат… Ахромеевич.

– Намасте, господин Вересаев. Давно и с любопытством слежу за вашим творчеством.

– Даже так? Это пока что слабое творчество, малопродуктивное.

– А по-моему, вы добились огромного успеха. И, как я посмотрю, планируете двигаться дальше. – Слова он выговаривал даже не с акцентом, а как-то иначе… Может быть, старомодно, в прежней, когда-то бывшей в употреблении, а ныне напрочь забытой манере. – Кстати, можете называть меня гуру Пачат, знаете ли, у меня когда-то была докторская степень по нейрофизиологии, но сейчас мне привычнее быть просто гуру Пачатом. Кстати, все не решаюсь спросить у кого-нибудь, это мое имя – оно на русском склоняется?

– Значит, вы решили спросить меня о том, о чем никого больше спросить не решились? – Ромка усмехнулся. – Вы думаете, я поверю?

– Жаль, что вы так настроены, мастер Вересаев. Я никогда не лгу, а на необходимые маневры… даже словесные, выхожу тоньше. – Он подумал, посмотрел под ноги и заговорил уже прозаическим, а не светским тоном: – Вы планируете дальнейшее развитие исследований с машинной парадигмой, так сказать, изысканий?

– Разве может быть иначе? – отозвался Ромка.