Иномерники

В зале звук тревоги был гораздо громче и нестерпимей. Он вылетел в общий тренировочный зал и чуть не сбил с ног Миру Колбри. Она стояла, дрожа всем телом, взгляд ее – тупой, со слезами и какой-то пеленой внутреннего ужаса – был устремлен… на людей у небольшого антиграва, учебного, слабенького, какими они и в прежние-то времена почти не пользовались, но которые в последнее время приходилось отправлять в Чистилище.

Вот за эту дурацкую мыслишку Ромка и зацепился, то есть умом он понимал, что ведет себя неправильно, что нужно как-то по-другому реагировать, но выходило, что действовать он никак не может. Стоял столбом, соображал, как дурак, увидевший, предположим, некий навороченный калькулятор, даже не комп, и думал, отчаянно думал! «Группа Колбри разрабатывала в последнее время новые варианты пси-взаимодействий, – соображал он, – возможно, по моей же программе, пусть и со своими наворотами, но ведь это не может быть слишком уж опасно, если только…

Нет, никаких «если», ничего особенно ужасного случиться не могло. Ведь то, куда они ходят, – этого нет, это все – где-то в несуществующем, потустороннем мире, почти привидения… Этого – нет», – очаянно думал он. Но это было. Потому что, хотел он того или нет, но уже увидел.

Параскаф, как в последнее время стали называть их машины, в том числе и те, в которых экипаж, подчиненный научной группе Келлерман – Колбри, ходил в непознанный мир, который он, как оказалось, не очень-то хотел принимать за настоящий, существующий… Так вот, машина стояла открытой, пандусы-лепестки-двери были откинуты, лежали себе спокойно на полу зала, открывая всем внутреннее устройство этого… все-таки антиграва. Пусть измененного, пусть уже предназначенного для другой цели, чем простое преодоление гравитации матушки-планеты, но – антиграва! Или все же – параскафа?

А внутри было то, от чего, как Ромка догадался, его сознание и пряталось, не совсем точно и правильно воспринимая действительность. Внутри, в пилотских креслах, где должны были находиться люди, там… В том кресле, что открыл левый по отношению к Ромке лепесток, находилось какое-то чудовище! Огромный сине-фиолетовый осминог или что-то похожее на него, мощный, с безумно-жестокими, блюдцеобразными немигающими глазами, которыми оно – это чудовище – изучало всех тут собравшихся, и на него, на Ромку, тоже уставившееся с давящим ужасом. А может быть, оно смотрело все же на Колбри? Чудовище словно выбирало себе жертву, следующую жертву – как понимал почти каждый, кто тут находился. Оно бы уже выбралось из машины и напало на людей, если бы могло расцепить ремни и жесткие зажимы, которые прикручивали его к полетному креслу, где должен был находиться… Ромка сосредоточился.

Это была самая обученная группа Келлерман. Почему-то ее Анита очень тщательно готовила и возилась с ней дольше требуемого времени. Кажется, она взялась изменить их психопрофиль, чтобы они… Да, чтобы они все же соответствовали требованиям и гипотетической необходимости долгого пребывания в Чистилище. Для американов это было нетрудно, они всегда были мастаками по таким вот штукам, как ментопрограммирование, коррекция психопрофиля и загрузка мозгов новыми, порой и впрямь неплохо действующими умениями и пси-навыками.

Вот и эту, свою самую толковую, как говорила Анита, группу она подучила, изменила их особенности, настроила на проявившиеся пики любознательности и стрессоустойчивость… И они смогли, пробились в Чистилище, они попали туда, об этом Ромка слышал еще неделю назад. Как же их звали, этих ребят? Роман с ними знаком не был, но имена вспомнил. Ласло Фарош, из Будапештской школы антигравиторов, говорили, очень способный парень, Лендер Булон, швейцарец, человек совершенно выдающейся силы, и Одетта Загермайер, по слухам, откуда-то из Аргентины, но из немок… Суггестор с двумя академическими образованиями, Ром видел ее показатели, ай-кью около ста шестидесяти, эмоциональное владение собой, словно у йога, и вообще очень деятельная и вполне социально адаптивная.

Он не заметил, как подошел почти к самому пандусу второго кресла в параскафе, а там было… Так, еще раз – спокойно, вот здесь Загермайер и должна была находиться. Но сейчас в кресле восседала чуть обвисшая, но еще живая и очень злобная… акула, или нет, не акула, собственно, лишь голова похожа на эту морскую хищницу, точнее – пасть с зубами и остроносая морда, в которой, к ужасу Ромки, проглядывало что-то и от собаки, только очень уж жестокой, зверской собаки. Каких не бывает в реальной жизни.