от станции. Это наша не охраняемая территория. Туда мало кто сует нос, а если и сунет, живым оттуда не уйдет, они его разорвут на части и съедят.
Холодные карлики не наделены высоким интеллектом, находятся на уровне развития
трехлетнего ребенка, это существа, бурчащие себе что-то под нос, покрытые длинными
волосами, маленького роста, их тело разрушается при +20 оС. Они были выведены в
лаборатории в качестве рабочей силы, толком не способной думать. Питаются
замороженными отходами и любой мертвой плотью. Пищу доставляют из Центра в
железных контейнерах с кондиционированным холодом прямо в логово, поскольку
чистые продукты не усваивались в их мерзком желудке, пришлось идти на все меры, чтобы карлики жили в здравии, ведь они составная часть Центра. Присутствие уродцев
держит врагов Центра в страхе, поэтому потребовалось разведение этой мерзости. За
каждую порцию еды, достаточной для жизни, они дрались, отнимая у товарищей отбросы, валялись в холодной грязи с улыбкой на лице. Самки — порода, исключительно
отличающаяся от самцов, варваров и недоносков, в любой момент готовых по зову
ринуться на войну против Южного, Северного и Западного отдалений и других составных
частей Эпилегата, где еще оставались малые группы людей, скрывающиеся в туннелях и
развалинах, сбежавшие от жестокого обращения солдат и властей Центра.
Ощущение боли, как у любого живого организма, было и у карликов, но в подавленном
состоянии. Сражаясь, они не воспринимали боль — злость не давала её ощутить, а, умирая, мучились и, чтобы быстрее закончились страдания, прогрызали своё запястье, таким образом вырывая вены и напоследок напиваясь не кровью врага, а собственной.
Когда совет Центра Эпилегата нуждался в помощи для выхода на поверхность в зимнее
время, холодных карликов малыми группами отправляли на дальний рубеж к бывшему
Черному морю. Землеходы не справлялись с этой задачей на дальнем рубеже —непонятно почему выходили из строя или пропадали, сбиваясь с пути. Встроенные
видеокамеры переставали работать! Каждый год карликам приходилось выполнять боевые
задачи по установке датчиков и систем с картами навигации для Центра Эпилегата. Эти
существа проходили семьсот километров и успевали вернуться до летнего периода
времени без потерь.
Выжившие люди смогли бы легко ориентироваться по навигаторам в подземных городах, где еще были выжившие, которые с надеждой ждали, что не только во владениях
Эпилегата, а и за их пределами есть жизнь. В летнее время навигация уничтожалась
лучами солнца, а в зимние суровые морозы для установки навигации на поверхности
16
приходилось заново посылать отряды карликов, проходивших огромные территории ради
достижения этой цели.
— Ты меня извини, я еще мало знаю о ваших лабораторных исследованиях и про
информаторов слышу в первый раз, я человек новый, ты в курсе.
— Знаю, поэтому стараюсь объяснить тебе про дальние рубежи отдалений. Ты всего тут
около восьми месяцев, благодаря мне с каждым днем совершенствуешь свои знания, и это
правильно. Кодексы Центра ты выучил в полном объеме, в этом можно тебе позавидовать, — усмехнулся учёный.
— Да… можно, я был лучшим по запоминанию и одним из последних пятого дальнего
района Центра. Сейчас он разрушен, обесточен, все узлы связи с коммуникациями
отключены, там нет ни души. Все заблокировано и находится под охраной, пробраться
туда нет ни малейшей возможности. Одни руины, там негде спрятаться, никто не выжил, даже если там кто-то остался, мрак поглотил его. Мифов множество, а я знаю правду!
— Я не имею понятия о мраке, — заявил ученый, сжимая кулаки от нахлынувшей волны
неверия, — сведения о пятом районе совсем не те, о которых ты говоришь, он был
затоплен по вине строителей.
Потом, скрипнув зубами и втянув губы, замолчал секунд на пять и, оскалясь, стал
говорить отрывисто, словно лаять:
— Во всем виноваты те, кто разрешил построить этот район, не предусмотрев возможную
конструкцию безопасности при возведении зданий в опасном режиме ожидания, пока все
не пошло к чертям и не пришлось заблокировать его.
— Нет, о чем ты говоришь? Он по-прежнему в разрушенном виде, никаких потопов, наводнений не было.
— Не… не… не может быть, мой брат, спасаясь, утонул, — по щекам ученого скользнули
слезинки, быстро упавшие на пол. Он заплакал, остановившись у выхода с Проспекта
света.
Чувства и нахлынувшие воспоминания продолжали одолевать его страдающее сердце, он
не мог их сдерживать, плевался неверием, повторяя: — Нет, нет, я не могу в это поверить. Зачем, для чего, кому это было нужно?
— Никому, кроме мрака. Мы отстреливались всем, чем можно было пальнуть в него, ничего не помогало, пули рикошетом со звоном задевали стены, отскакивая в
противоположность, а мрак, из которого вырывались какие-то темные лица, подбирался
все ближе, поглощая наши пули. Все три тысячи жителей сгинули, растворились в
неизвестности. Кто смог убежать, был помещен в комнаты забвения. Они сошли сума, я