Иное решение

Сталин не разменивал себя на суету. Он руководил страной и армией из своего кремлевского кабинета, покидая его только для отдыха на кунцевской даче. За все четыре года войны он только несколько раз, пальцев одной руки хватит пересчитать, сколько именно, отклонялся от этого маршрута. Ездил, например, в Тегеран и Ялту. Он не просто не видел полей сражений с тысячами разлагающихся трупов своих и немецких солдат, чадом горящей резины, обгорелыми останками техники, покореженными орудиями, разбитыми блиндажами. Он даже не побывал в штабе ни у одного из своих командующих фронтом. Он не видел солдатских глаз. Они многое могли бы сказать ему. За всю войну он ни разу не зашел ни в один госпиталь, чтобы подбодрить раненых и увечных, его носа не достиг госпитальный запах гноя, карболки и разлагающейся плоти, разъедаемой паразитами. Не видя и не прочувствовав всех повседневных ужасов войны, Сталин, в отличие от Гитлера, мог думать спокойно и без эмоций принимать решения. Это с его языка сорвалось изречение: «Смерть одного человека – трагедия, смерть миллиона – статистика». И это не просто красное словцо или удачный афоризм. Это – формулировка государственной политики СССР в отношении своих граждан. Это руководство к действию для миллионов чиновников в форме и штатском на десятилетия вперед. Ныне и присно и во веки веков.

Понятно почему, после того как группировка Тимошенко попала под Харьковом в окружение и советские генералы, чтобы избежать плена, стрелялись один за другим, Сталин выслал за маршалом самолет, предоставив десятки тысяч своих солдат и командиров их собственной участи. И Тимошенко, виновный в массовой гибели советских людей, не только не был расстрелян, но и даже не попал под суд военного трибунала.

После того как под Сталинградом 6-я армия Паулюса попала в окружение и была ликвидирована, эмоциональный Гитлер объявил по всей Германии трехдневный траур. Но ни в одной сводке Совинформбюро вы не найдете ни одной трагической строчки. Ни разу за время войны Страна Советов не оплакала ни одной из десятков своих погибших дивизий, ни одной полегшей в землю армии, лакируя победными салютами и бравыми реляциями просчеты своего руководства и свои чудовищные, непостижимые для остального мира потери!

XLIV

Москва, 28 мая 1942 года.

Головин сидел в своем служебном кабинете. Если бы кто-нибудь, упаси его боже, без разрешения вошел бы сейчас в его кабинет, то он удивился бы той позе, в которой генерал выполнял свой воинский долг. Начальник ГРУ развернул стул спинкой к письменному столу и сидел на нем, положив подбородок на ладонь. В этой почти роденовской позе он смотрел на стену, где висел портрет Сталина.

«Товарищ Сталин, товарищ Сталин, – думал он, глядя на портрет любимого вождя. – Вы, пожалуй, единственный, кого я не понимаю в нашей стране, единственный, кого я не могу просчитать. Какие курбеты вы выкидываете! Как ловко скрываете свои планы! Как искусно прячете свои стратегические замыслы не то что от посторонних – от ближайшего окружения! Если бы вы не помогали Тельману в начале тридцатых, Гитлер, возможно, и не пришел бы к власти. А взять тридцать девятый год. Как вы ловко все устроили! На одну чашу весов посадили англичан и французов, на другую – немцев, и спокойно смотрели, кто больше даст. Кто во всем мире в марте 1939 года мог предположить, что возможно хоть какое-то сближение между СССР и Германией? А в июне – кто? А в августе – бац! И нате вам «Пакт Молотова – Риббентропа». И двести миллионов золотых марок в копилку Страны Советов – как с куста. И огромный кусок территории к западной части Советского Союза. От чухонских болот до Карпатских лесистых гор.

Что же сейчас-то произошло? Куда вы нас всех в очередной раз повернули? Может, товарищ Сталин, я не соответствую занимаемой должности, раз не могу понять вас и ваших великих замыслов? Хотя вроде не дурак, орденами вы меня награждаете. Две звездочки в петлицы вставили».

Сталин ласково и лукаво улыбался с портрета, как бы отвечая: «Не волнуйтесь, товарищ Головин. Работайте спокойно. Я знаю вас и ценю как толкового работника. А замыслов моих никто в мире понять не может. И не должен никто понимать. Прочитайте еще раз Макиавелли».

Головин не сошел с ума и не ударился в лирику. За его спиной, на рабочем столе, среди прочих бумаг лежали три документа, внимательно изучив которые, он и повернулся к портрету.

Первый документ был известен во всем мире, он публиковался в советской и зарубежной печати.

Соглашение между правительствами СССР

и Великобритании о совместных действиях

в войне против Германии

12 июля 1941 г. (извлечение)

Правительство Союза ССР и правительство Его Величества в Соединенном Королевстве заключили настоящее соглашение и декларируют о следующем:

1. Оба правительства взаимно обязуются оказывать друг другу помощь и поддержку всякого рода в настоящей войне против гитлеровской Германии.