Иное решение

Сегодня был Щербаков. Приходил прощаться. После 4 месяцев подготовки сегодня выезжает на фронт. Интересная и характерная мелочь: им дали новые минометы, но способ пользования неизвестен, так они и поехали. Слух: в Москве Риббентроп. Благодаря ли ему, но удивительно тихо – ни налетов, ни стрельбы. Но говорят, что немцы начали бактериологическую войну. Сбрасывают яркие коробочки, раскрыв которую человек сразу же умирает от какого-то яда и т. п. На собрании пропагандистов сказали твердо, что немецкое наступление миф и что война кончится в 1942 году…

Апрель 1942 года. Стокгольм.

– Олег Николаевич, – шепотом позвал Коля. – Олег Николаевич.

– Чего тебе? – недовольно отозвался Штейн.

Они вдвоем находились в Колиной квартирке. Была ночь. Свет уличного фонаря пробивался сквозь занавеску и желтым квадратом падал на пол, разгоняя мрак в комнате. Надо было спать. На утро Штейн назначил ликвидацию Синяева. Нужно, чтобы с утра не дрожали руки и не шалили нервишки, а этот все заснуть не может.

– Олег Николаевич, вот кончится война…

– И что?

– Да я так думаю, тогда совсем другая жизнь будет.

– Какая – другая? – не понял Штейн.

Из уважения Коля уступил Штейну свою кровать, а сам лежал сейчас на жестком топчане, мечтательно глядя в потолок. Он и не думал спать.

– Лучшая. Не такая, как была.

Штейн повернулся на другой бок. Надо бы заснуть, только молодой человек никак не уймется.

– Ага, – отозвался он через минуту. – Ты еще про благодарных потомков вспомни.

– А что? Это они нас будут вспоминать. Завидовать будут.

– Чему?

– Тому, что мы такую войну на своих плечах вынесли. Тому, что победили.

– Ты в школе историю хорошо учил? – поинтересовался Штейн.

– Нет. Я больше физкультуру любил, – признался Коля.

– Оно и видно. Чему нас учит диалектический материализм?

– Чего? – не понял Коля. – Олег Николаевич, где вы такие слова берете непонятные?

– Эх, деревня, – вздохнул Штейн.

Оба немного помолчали. Сна не было.

– Олег Николаевич, – снова начал Коля. – Я говорю, жизнь-то какая будет!

– Какая была, такая и останется, – буркнул Штейн.

– Как так?! – Коля даже привстал от негодования. – Не может такого быть!

– Так! – коротко отрезал Штейн. – Спи, давай, сатана.

– Ну, неужели все зря? Весь наш труд, все наши смерти?!

– Ты что же? – насмешливо спросил Штейн. – И в самом деле веришь, что войны приводят к положительным изменениям в жизни общества?

– А как же! – уверенно воскликнул Коля.

– Если бы ты любил не физкультуру, а дал себе труд внимательно прочитать школьный учебник истории, то ты бы знал, что эта Отечественная война у нас вторая.

– А я и так знаю. Первая была с Наполеоном.

– Верно. Умница, – одобрил Штейн. – Тогда ты должен помнить, что и во время войны с Наполеоном народ думал так же, как ты сейчас. Вот, дескать, кончится война, царь отменит крепостное право, даст волю… Ты что же, на полном серьезе думаешь, что после войны что-то изменится? Ну, например, колхозникам выдадут наконец паспорта, чтобы они могли спокойно ездить по стране?

– Конечно!

– Болван! – отрезал Штейн. – Крепостное право через сколько лет после той войны отменили? Почти через пятьдесят! Вот, может, году к девяносто второму и выдадут колхозникам паспорта. Я не доживу.

Коля разочарованно откинулся на топчан.

– А за что же тогда мы воюем?

– Каждый за свое.

– Ну вот вы, Олег Николаевич, за что воюете?

– Я давал присягу.

– Хорошо. А солдаты, которые идут на верную смерть?

– Солдаты тоже давали присягу. Кроме того, в Уголовном кодексе есть статья, предусматривающая наказание за отказ применять оружие на поле боя. Поэтому все, кто носит военную форму, люди подневольные и собой не располагают.

– А я?

– Ты не носишь военную форму. Это верно. Но что это меняет? Ты тоже давал присягу. Ты такой же командир Красной армии, как и я, и на тебя распространяются все приказы и все законы. И здесь, в Стокгольме, ты не по своей воле, а выполняешь приказ. А раз заработал орден и внеочередное звание, значит, выполняешь его хорошо. Завтра мы с тобой должны выполнить еще один приказ и убрать этого мерзавца Синяева. А ты своими разглагольствованиями не даешь мне заснуть и тем самым мешаешь выполнению боевого приказа. То есть пусть косвенно, но являешься пособником врага.

С тем они и замолкли, но заснули не сразу. Коля думал о том, какая замечательная жизнь начнется в СССР сразу же после войны, а Штейн планировал ликвидацию Синяева.