Инноваторы. Как несколько гениев, хакеров и гиков совершили цифровую революцию

Один из полезных талантов руководителя состоит в том, что он чувствует, когда надо подбодрить сомневающихся, а когда проявить осмотрительность. Проблемы Шокли были связаны с тем, что он не соблюдал этот баланс. Одно происшествие случилось после того, как он придумал четырехслойный диод, который, как полагал Шокли, будет работать быстрее и окажется более универсальным, чем трехслойный транзистор. В некотором смысле это был шаг к созданию интегральной микросхемы, поскольку новое устройство справлялось с задачами, для решения которых на монтажной схеме требовалось четыре или пять транзисторов. Но его было трудно изготовить (в кремний толщиной с бумажный лист надо было с разных сторон ввести разные примеси), и большинство подобных диодов, которые удавалось сделать, оказывались бесполезными. Нойс старался уговорить Шокли прекратить этим заниматься, но безрезультатно.

Многие новаторы-преобразователи бывают упрямы, продвигая свои идеи, но Шокли перегнул палку. Он перестал быть фантазером-мечтателем, а стал одержимым фанатиком, что превратило его в хрестоматийный пример плохого руководителя. В погоне за четырехслойным диодом он стал скрытным, жестким, авторитарным и чрезмерно подозрительным. Шокли собрал свою собственную команду, отказывался делиться информацией с Нойсом, Муром и остальными сотрудниками. “Он не мог признать того факта, что решение его было плохим, поэтому начал обвинять всех вокруг, — вспоминает инженер Джей Ласт, один из тех, кто противостоял Шокли. — Он всех оскорблял. Из его любимчика я превратился в источник всех его проблем”⁶³.

Из-за паранойи, уже сказывающейся на его личности, возникали недоразумения, дезорганизовывавшие работу. Например, секретарь фирмы, открывая дверь, порезала палец, но Шокли был убежден, что это саботаж. Он потребовал, чтобы все сотрудники прошли тест на детекторе лжи. Большинство отказалось, и Шокли пришлось отступить. Впоследствии выяснилось, что все дело было в сломанной кнопке, которой пришпиливали к двери записки. “Не думаю, что слово «тиран» подходит Шокли, — говорит Мур. — Он был сложным человеком. В нем был очень силен дух соперничества. Своими конкурентами он считал даже людей, которые с ним работали. Мой диагноз неспециалиста: он был параноиком”⁶⁴.

Хуже того, как оказалось, страстное увлечение Шокли четырехслойным диодом не привело к желаемым результатам. Иногда разница между гением и тупицей определяется только тем, будут ли их идеи признаны правильными. Если бы оказалось, что диод Шокли имеет практическое значение, или если бы удалось включить его в интегральную схему, возможно, его опять сочли бы пророком. Но этого не произошло.

Ситуация ухудшилась после того, как Шокли со своими прежними коллегами Бардином и Браттейном получили Нобелевскую премию. Когда рано утром 1 ноября 1956 года Шокли позвонили, он поначалу решил, что это розыгрыш. Затем у него возникли зловещие подозрения, что есть люди, которые хотели бы лишить его Нобелевской премии. Он стал писать в Нобелевский комитет, пытаясь узнать, кто выступал против него. Этот запрос был отклонен. Но, по крайней мере, благодаря этому наступила передышка, напряженность ослабла, и было решено отпраздновать это событие. Прием с шампанским устроили в Rickeys.

Шокли все еще сторонился Бардина и Браттейна, но, когда они с семьями собрались в Стокгольме на церемонию вручения премии, атмосфера была сердечной. Глава Нобелевского комитета в своей речи подчеркнул, насколько важны оказались для изобретения транзистора комбинация таланта каждого из них и работа команды. Он назвал это “величайшим достижением дальновидности, изобретательности и настойчивости, проявленными как порознь, так и в команде”. Поздно вечером Бардин и Браттейн выпивали в баре “Гранд-отеля”, после полуночи туда зашел Шокли. Они практически не разговаривали шесть лет, но, отставив в сторону свои разногласия, пригласили его подсесть к их столику.

У вернувшегося из Стокгольма Шокли голова кружилась от успеха, но его ощущение надвигающейся опасности осталось тем же. В разговорах с коллегами он отмечал, что “пришло время” признать его заслуги. Атмосфера, по замечанию Ласта, “ухудшалась очень быстро”, и скоро фирма начала напоминать “большой сумасшедший дом”. Нойс сказал Шокли, что “чувство обиды” растет, но его предупреждение не возымело эффекта⁶⁵.