Инквизиция: Омнибус (ЛП)

— Я так понимаю, — произнёс кардинал, возвратив старому примацию взгляд с весёлым подмигиванием, — что это вас я должен благодарить за приглашение на этот мир.

— Меня.

— Скажите… Что заставило вас связаться с моим орденом?

Крейста поджал губы, раздумывая над ответом. Сучковатый палец ткнул в сторону Гхейта, внезапно выдернув того из молчаливых раздумий.

— Аколит, — раздался хриплый голос. — Где твои манеры? Принеси кардиналу стул.

Гхейт бросился выполнять распоряжение, стараясь примирить недоверие к этому расфуфыренному чужаку с растущим уважением к его очевидным талантам. Воспоминания о бегстве архимагуса и её лице, искажённом позором и злобой, были слишком приятными, чтобы вот так просто забыть о них.

* * *

Вершинный квартал, названный так за расположение прямо под верхней точкой купола, представлял собой подпираемое колоннами множество контор, административных уровней и ступенчатых ярусов, занятых участками арбитров, венчала которое, словно некий белёный гриб, колоссальная громада Плюрокрациума.

Где-то в глубине его закрытого периметра, промокшего от капели тающего под куполом льда, гудел от выспренных мнений избранников-плюрократов Тороидальный зал. Большой, круглый, уставленный рядами удобных диванов с откидывающимися спинками и вздутых половиков, сходящийся к центру наподобие чаши, он, казалось, излучал почти осязаемое ощущение лености. Декадентский комфорт, усеянный вазами с фруктами и сластями, окружали алебастровые стены и галереи. С потолочных фресок взирали герои и злодеи Империума.

Заседания проходили ежедневно, придушённое бормотание плюрократов служило Гариал-Фолу источником его политического курса и задач. Избранники бесконечно дискутировали на отвлечённые темы, пока их вроде бы как подчинённые, партийные организаторы и адепты, сновали меж ними в погоне за продвижением по службе. В застойной духоте Тороидального зала редко решалось что-то по-настоящему серьёзное, но граждане купола-улья чрезвычайно гордились своей администрацией, вежливо «забывая» о праве «последнего слова» назначенного Империумом губернатора, который, председательствуя на дебатах от лица общественности, реальное управление планетой осуществлял при закрытых дверях.

Сегодняшние дебаты были далеки от экстраординарности: субфракция, занимающая три дивана, вяло ходатайствовала перед Плюрократией о выделении средств на обслуживание тросов орбитоплатформы, и те из плюрократов, кто ещё не совсем спал, сидели развалившись с видом сонного довольства, похожие на розовощёких свиней, отдыхающих после кормёжки. Даже спикер, переплетя толстые пальцы, казалось, с трудом разлеплял сонные веки, запинаясь на каждом слове и с присвистом втягивая воздух после каждой фразы. Плюрократия, как и всегда, с наслаждением купалась в собственной бесплодной лени.

Над ними, по заплесневелым переходам и покрытым инеем мезонинам, с которых, словно в простудном недержании, текли сосульки, отделение вигиляторов патрулировало верхнее плато крыши с механическим отсутствием интереса тех, кто не ждёт и не боится неприятностей. Они травили между собой несмешные анекдоты и поигрывали тумблерами силовых булав. Если бы кто-то из вигиляторов увидел движущуюся тень, которая незаметно подкрадывалась к ним, отделившись от сумрачного частокола дымовых труб, — хотя никто её не увидел — то отметили бы почти сверхъестественную бесшумность, призрачность движений и невероятную скорость.

Первый из стражей правопорядка ощутил у горла ледяное дуновение, хлынувшее внезапной теплотой от резкого и непонятного рывка. Вигилятор умер, не успев даже пикнуть, кровь из распоротой шеи растеклась по льду жуткими и прекрасными узорами.

Стражи умирали один за другим, и когда всё было кончено, тень, что танцевала среди них словно туман, скользя пальцами с бритвенной аккуратностью сквозь сухожилия и кости, расчленяя и вспарывая, счастливо закружилась в центре спирали, выписанной брызгами в кругу сваленных тел и блестящей крови, исходящей паром на льду и сбегающей змеящимися ручейками по крыше.

Плащ тени постепенно опустился, не запятнанный ни единой каплей крови, и фигура, удовлетворённо пробормотав какую-то бессмыслицу в темноту изумлённой ночи, канула обратно в сумрак.

* * *

— Улей Секундус в четырёх днях пути на север. Он не такой, как город-купол. Это… это, что называется, типичный улей. Торчащий изо льда кинжал из путаницы металла и камня. Уродство. Я родился в тамошней Подцеркви и служил ей всю жизнь… И всё это время, все эти тяжёлые годы только одно оставалось неизменным. Борьба.

Магус Крейста со вздохом откинулся на спинку кресла, отрешённо глядя на потрескивающую жаровню. Его слушатель — кардинал, похожий на нахохлившегося ястреба, рассматривал его из своего кресла со скрытым, но интенсивным вниманием, подмечая и запоминая каждое движение и интонацию. Арканнис, в свою очередь, тоже находился под наблюдением: Гхейт отвлечённо оценивал его, притаившись, как того требовали правила, у границы освещённой части комнаты.