Инквизиция: Омнибус

Селемина присела рядом с Россом, чтобы устроиться в тесном туннеле, ей пришлось упереться ботинками в противоположную стену. Возможно, на Росса действовала усталость, но в фосфоресцирующем сиянии газовых фонарей Селемина выглядела особенно прекрасной. В химическом свете профиль ее лица казался удивительно хрупким и изящным. Даже кольцо в губах — украшение, которое никогда не нравилось Россу — придавало ей особенно невинный вид. Росс не сразу осознал, что любуется ею.

— Ты знаешь, нам нельзя здесь оставаться, — сказала Селемина.

— Мы подождем еще двенадцать часов. Если Сильверстайн не свяжется с нами… — Росс замолчал.

— Росс. Мы больше не можем здесь оставаться. Я уже устала бегать и прятаться. У нас не осталось еды и почти не осталось воды. Мы должны вернуться на «Карфаген» и доставить Конклаву кольцо Делаханта для расшифровки. Это единственный разумный вариант.

— В любое другое время и в любом другом месте я бы согласился с тобой. Но сейчас, когда от нашего задания зависит столь многое, мы не можем покинуть Кантику, пока не убедимся, что Старые Короли не попали в руки Великого Врага. Мы еще не закончили здесь.

Росс не был уверен, сколько в этой его речи пустой бравады, а сколько его обычного упрямства. Но он просто не мог допустить этого сейчас. Его учитель, ныне покойный инквизитор Лист Вандеверн упрекал Росса за то, что он был слишком импульсивен и слишком легко поддавался эмоциям. Сначала этот недостаток едва не помешал Россу получить звание инквизитора. Но за годы инквизиторской службы внутренний инстинкт не раз пригодился Россу. И сейчас инстинкт говорил ему, что нельзя возвращаться к Конклаву ни с чем, поджав хвост, как побитый пес, из-за пары перестрелок. Высаживаясь на планете, захваченной силами Хаоса, Росс должен был ожидать, что в него будут стрелять. Вообще-то это часть инквизиторской работы. Или, возможно, он просто не мог сейчас мыслить нормально.

— Росс, это идиотизм. Прости, но это так, и иначе я это назвать не могу. По крайней мере, мы должны двигаться, потому что нам нельзя долго оставаться здесь, — возразила Селемина.

Росс заметил, что когда она была расстроена, она не могла смотреть ему в глаза. Она отводила взгляд и нервно кусала кончики пальцев.

— Я обещал Сильверстайну, что буду ждать в этом районе, когда он выйдет на связь.

— Росс. Пожалуйста. Ты сам сказал, что мы здесь не закончили. Как ни больно это говорить, речь не о Сильверстайне. Конклав приказал нам узнать, существуют ли древние артефакты на Кантике.

При этих словах Росс глубоко вздохнул. Она была права, и он знал это. Они должны улетать — или продолжить выполнять задание. Улететь Росс не мог, так что особого выбора не было.

— Пойдем, — согласился он.

— Я рада, что ты согласен, потому что у капитана Прадала есть отличный план!

Росс засмеялся, в первый раз за эти четыре дня.

— Пожалуйста, расскажи.

— Ты слышал выстрелы артиллерии в последние несколько дней?

— Нет, — признался Росс.

— А я слышала. И наш бравый капитан тоже. Это означает, что противник еще с кем-то сражается. То есть, можно предположить, что где-то в регионе еще ведут бои имперские войска. Капитан Прадал рискнул выйти на связь на имперской частоте. Он очень профессионально работает с вокс-связью, и не думаю, чтобы противник успел засечь наш сигнал. Это может произойти, только если мы захотим этого.

— И?

— И он связался с ними! Батальон Кантиканской Гвардии сражается примерно в двадцати километрах к северо-западу от Бураганда.

— И нам придется идти двадцать километров пешком по вражеской территории?

— Нет. И вот почему план так хорош…

Карательный отряд с грохотом мчался по пустой улице, мощные дизели хищного вида машин грозно ревели. Два бронированных грузовика, покрашенные в грязно-белый цвет, сопровождались двумя патрульными машинами, с рычанием извергавшими из выхлопных труб облака дыма. Патрульные машины были приземистыми тупоносыми четырехколесными вездеходами с открытым пассажирским сиденьем. Из амбразуры броневого щита торчал ствол тяжелого стаббера, за щитом сидел стрелок. С начала Зверств характерный вибрирующий рев двигателей патрульных машин стал самым пугающим звуком в ночи. Партизаны и беженцы метко прозвали машины карательных отрядов «хищники и ищейки».

Промчавшись по разрушенным войной улицам 9-го квартала Бураганда, машины резко затормозили у большого многоэтажного здания. Весь фасад здания осел, отделившись от конструкции, как мокрая бумага, обнажив погнутые балки и опоры.

Кто-то передавал сигнал бедствия на имперской частоте. Броненосцы прослушивали эту частоту с тех пор, как разгромили Кантиканскую Гвардию. Сигнал шел из этого самого здания.