Инквизиция

Но вот, мы летим на восток. Пресекаем Атлантический Океан, попадаем во Францию. Небольшая деревенька неподалеку от Парижа, когда-то подарила Миру инквизитора класса А, Пьера Решара, теперь он похоронен на ее кладбище. Под вязами, где едва распустились маленькие, бесконечно зеленые листочки, сидят два человека. Они сидят на старой скамье, перед ними могила Решара. Это, конечно же, Жанна и Андрей. Они держатся за руки, как несколько месяцев назад, когда мы их оставили. Впрочем, их отношения уже давно перешли в другую стадию, они даже подумывают о женитьбе. Жанна смотрит на могилу Решара без ненависти, но и без любви, а вот Андрей вспоминает старого учителя с теплотой. Пусть тот нарушил клятву в самом конце жизни, он все равно великий человек, посвятивший себя служению людям. Андре принес две гвоздики, как принято у него на родине. Оба влюбленных счастливы, они знают, их соединило самое настоящее чудо, а такой союз не разорвет ничто. Их мысли направлены друг на друга, Жанна еще не знает, что под сердцем носит его ребенка. Во снах Андрей вновь видит медведя. Тот зовет на охоту, но она не нужна Андрею. Он вырос, такие забавы больше не прельщают. Оставим их, ибо и здесь нам делать нечего.

Но вот, мы несемся дальше на восток. Вот начинаются просторы страны, охраняемой медведем. Город Ростов-на-Дону лишь на секунду привлечет наше внимание. Мы заглянем в двухкомнатную квартиру бывшего капитана Петрова. Его выгнали из органов, но он не грустит. Теперь он целыми днями возится с детьми и не спешит подыскивать работу. Мы бежим дальше, но недалеко.

Вот весна пробудила одно из самых удивительных мест на Земле. Только жители этого места не знают, что оно удивительное. Ну, скажем так, почти никто не знает. Есть несколько человек внутри Места, и один живет неподалеку. Об этой станице когда-то в прошлой жизни ему рассказал прадед, потом мерзкие хозяева Вабара заключили с ним явно невыгодную для него сделку, теперь он решил немного исследовать Место.

На самой окраине станицы Багаевской недавно построили дом. Строители брезгливо смеялись над чертежами, но деньги заплатили хорошие и они построили все, как заказывали. Дом оборудован по последнему слову техники. Внутри есть компьютеры, кондиционеры, вентиляторы, вытяжки, превосходная кухня, вот только построен он из дерева. Причем, не простого дерева, а только что срубленного — в первые теплые деньки на стенах выступают желтые капли смолы. Стены тонкие — всего в две доски — нет ни обоев, ни пластика. Доски даже не обструганы толком, если провести рукой, есть приличный шанс получить занозу. Перед домом садик, где растут фруктовые деревья, по большей части, яблони и черешни. На черешнях уже распустились цветочки, теплый восточный ветер срывает белые лепестки, несет к Дону.

Заглянем внутрь дома. На деревянной кресле-качалке мужчина лет тридцати, с гладко выбритым лицом, в простом спортивном хлопчатобумажном костюме черного цвета. Ноги босы, рядом на полу лежит скрипка, еще помнящая его аппликатуру. Окна в гостиной открыты, мужчина наслаждается аромат смолы досок и черешневых цветов. До него доносится запах ила с Артугана, что принес восточный ветер, аромат делает мужчину счастливым. На необструганной стене висит величественный меч Зигфрида Великого, колдун иногда бросает туда взгляды. Давид слышит мощный, похожий на вой тысячи волков, Зов Места, но у него хватает сил противиться. Рядом маленький столик, на нем запотевший графин водки, деревянная тарелка с молодой картошкой, где растапливается щедрый кусок сливочного масла, и блюдо с шашлыком. Давид курит сигарету Беломор, она противно дерет горло, но мысли, сколько людей до него курили сигареты этой марки, приводят в состояние легкого возбуждения.

Он встает, идет к письменному столу. Здесь все, как в фильмах про писателей девятнадцатого века. Стопка белой бумаги высшего качества привезена из Италии. В деревне можно купить только вульгарную, совершенно не очаровательную бумагу для принтера. Тут же чернильница и несколько гусиных перьев; их Давид вырвал сам, а потом долго извинялся перед гусыней. Он берет лист, кладет перед собой, пока в мыслях сочиняется письмо, достает небольшой флакон с духами, брызгает на бумагу. Теперь от нее пахнет хвоей. Не той хвоей, что выпрыскивается из освежителя воздуха в туалете, а настоящей. Духи Давида живут недолго — не больше месяца — а потом затухают; но пока живы, пахнут точь-в-точь, как цветы, деревья, предметы, люди… Он немного размышляет и брызгает на бумагу духами из смеси горных цветов. Да, так определенно лучше. Он старается выдыхать дым вверх, чтобы не коснулся бумаги. Следующая минута ушла на размышления об уместности написания на пергаменте — у Давида есть два великолепных листа. Но — нет, старания не оценят. Он макает перо в чернила, пахнущие смородиной, и начинает писать: