Таиться смысла нет, выход из пещеры один и острый глаз жителя лесов уже различал в нем влажно поблескивающие спины приближающихся тварей.
— Ну, темный, что будем делать перед лицом общей опасности? В спину не ударишь?
Темный сердито хмыкнул, вставая рядом:
— Мы знаем, что такое честь, светлый.
Из прохода, извиваясь, вылетела первая тварь. Меч и молот синхронно блеснули в зеленом свете заброшенной каверны".
Таронский. Глава 16
Максимилиан, сколько себя помнил, всегда выполнял приказы. Выполнял даже тогда, когда считал их чрезмерными, радикальными. Так было в Месяц Костров, когда они вместе с Дорианом Арденским огнем и мечом уничтожали ересь на севере, сжигая деревни язычников, казня идолопоклонников на месте. В отличие от того же Дориана, Таронский никогда не искал себе оправданий, потому как был безусловно уверен — они не могут ошибаться. Он всегда знал, что как рядовой исполнитель не может видеть картины в целом, не может понять всего размаха плана Тригмагистрата.
Взрослея и приобретая шрамы на теле, Максимилиан начал видеть некоторые нити, идущие наверх, начал догадываться, зачем поступает тот или иной приказ, научился находить связь между ними. Это было интересно, как решать загадки. Тем более что все приказы всегда совпадали с точкой зрения самого Таронского.
Многие считали его фанатиком. Но никто и никогда не мог оспорить профессионализм Рэкиса, его умение идти до конца. И именно упорство, ум и умение принимать решения позволяли Таронскому достигать своего. Потому как безмозглым фанатиком он как раз и не был.
Пожалуй, единственное, во что Максимилиан истово верил, так это в необходимость своей работы. В ее действительную значимость и полезность для общества. Но только действительно ли его работа была столь важна? Действительно ли он хорошо делал свою работу? И может это он сам оправдывал для себя все приказы, веруя в их непогрешимость?
Что должен чувствовать человек, который лишь в конце жизни узнает, что был абсолютно слеп?
Инквизитор шагал через площадь. Мимо костров, мимо пляшущих, опьяненных боем людей, мимо виселиц, мимо висельников, мимо окровавленных плах, мимо отрубленных голов, мимо стягов с начертанным белым кругом, мимо застывших воинов, мимо суетливых мародеров, мимо гудящей толпы с факелами в руках, мимо пылающих домов, мимо рыдающей женщины.
Мимо всего того, что составляло его повседневную жизнь. Мимо. Потому что сейчас ответы находились не здесь.
У широкой лестницы парадного входа башни Тригмагистрата его ждали. Маленький человек в длиннополой шляпе возник из темноты колонны и скользнул к инквизитору.
— Милсдарь Рэкис! У меня информация о Кортесе.
— Слушаю тебя, Скитор, — Таронский остановился, но даже не повернул голову в сторону Смотрящего.
— Отряд Альвареса после нападения ведьмы распался. Кортес вылечил раненую им же еретичку и они вместе примкнули к рядам темных. Его соратники вернулись в Стоунгард. Продолжить слежку?
— Нет, Скитор, не нужно. Снимай своих людей, пусть возвращаются к обычному графику. И вот еще, — рука Максимилиана скользнула под плащ и на свет появился тонкой работы серебряный амулет с алой лохматой пушинкой внутри. — Возьми. Сходи к Дорону, он знает, как избавить тебя от Пастуха.
Амулет упал в подставленные ладони онемевшего Смотрящего. Широко раскрытыми глазами Скитор провожал фигуру инквизитора, поднимающегося по лестнице в башню Тригмагистрата.
Когда Таронский скрылся в дверях, маленький человек тяжело опустился на ступени и спрятал лицо в скрещенных на коленях руках. Сидел долго, потом поднялся, словно проснувшись, и пошатываясь, побрел по краю площади, небрежно свесив амулет за тонкий хвостик цепочки.
Таронский поднимался по винтовой лестнице. Ноги размеренно переступали со ступени на ступень, металл перчатки скользил по гладкой поверхности перил. После кричащего городского хаоса тишина внутри башни казалась противоестественной, неживой. И если на первых этажах еще попадались суетящиеся клирики, носящиеся из комнаты в комнату с охапками свитков и карт, то здесь, практически у вершины башни кроме угрюмых стражников Максимилиан больше никого не встретил. Впрочем, для него это не имело ни малейшего значения. Для Таронского сейчас вообще мало что имело значение — он нечеловечески, смертельно устал. Его суть была потрясена и опустошена, силы почти покинули разбитое тело. Нервы натянуты тугой струной, разум плавал в черной пустоте. От забвения удерживает лишь одно — необходимость знать правду.
Подъем закончился. Грязные сапоги инквизитора ступили на белый пол длинного коридора, ведущего в Приемный зал Тригмагистрата. Когда Максимилиан последний раз был здесь, мир вокруг еще старался казаться иным.
Высокая фигура Таронского пересекала застывший снежными гранями мрамор стен. Контрастировала до неприличия, до немого вызова. По застывшему грубо вырезанной маской лицу гуляли тени от магических светильников, под линией бровей не видно глаз. Темная броня и плащ, забрызганные чужой кровью. Мерно покачивающийся меч.