Инквизитор и нимфа

– Вы хотели спросить, сколько еще миллионов юно я намерен вбухать в свою авантюру? – Всякая сладость из голоса Марка исчезла.

Председатель откашлялся и раздраженно ответил:

– Да, если вам угодно так это сформулировать.

– Разрешите и мне задать вопрос. Какой у вас R-ин-декс, доктор?

– Восемьдесят семь, но при чем здесь…

– В случае мобилизации военнообязанными считаются все психики ордена с R-индексом выше восьмидесяти. Так что вы предпочитаете – совершать подвиги на поле боя или дать мне возможность завершить работу, чтобы за вас воевали профессионалы с трансплантированными генами?

В наступившей тишине раздался громкий стук – это биофизик уронил свою любимую лазерную указку.

Ответа так и не последовало. Члены комиссии молча, один за другим, отключались от канала трансляции, и лишь доктор Корбник кратко поблагодарил Марка за отличную презентацию.

Олаф убрал комм и искательно уставился на Марка:

– Пива, шеф? Или у тебя принято отмечать удачный шантаж бутылочкой французского коньяку?

Марк покачал головой и уселся на деревянную скамью. Сейчас, когда проектор погас, маленький зал вновь погрузился в свое нарочитое средневековье. Высокая полированная кафедра, тяжелые капители колонн, стрельчатые окна. Не самая удобная площадка для научных презентаций – зато вполне подходит для второй части представления.

– Мы еще не закончили.

– В смысле? Вроде все разбежались подсчитывать свой R-индекс.

– В смысле, у меня запланирована еще одна встреча.

– У тебя? А у меня нет, значит? Опять ваши вшивые орденские тайны, Салл? Надоело, ей-богу.

Прищурившись, Салливан глядел на своего ведущего биофизика. Олаф был на три курса старше и в пять раз талантливее Марка в том, что касалось науки. Въедливый гном тащил на себе лабораторию, пока его шеф разрывался между сбором материалов в гуманитарной миссии на Вайолет и выколачиванием денег из Совета. Митчинсон знал о проекте все, что знал Салливан. Точнее, почти все.

– Нет, – сказал наконец Марк. – Никаких тайн. Можешь остаться. Только тогда, братец мой Митч, из-под зеленого грифа ты перейдешь в красный.

Красный гриф – максимальная степень секретности для процедур ордена. Митчинсон яростно почесал шевелюру и выдал:

– Красный гриф, белый гриф, ушастый гриф… Только пугать меня не надо, ладно? Ты скажи одно: надо тебе, чтобы я остался, или не надо?

– Надо, – честно ответил Марк.

– Так чего ломаешься, как красна девка?

– Тебя жалко. У тебя ж язык длиннее ракетного выхлопа. Вот и думаю: память тебе придется стирать или так, без особых затей придушить?

Марк сказал это без улыбки. Митчинсон неуверенно хмыкнул:

– Лучше придуши. Маришка меня прибьет, если я опять про годовщину свадьбы забуду. – Не получив ответа и вглядевшись в лицо шефа, он нахмурился. – Да ты, никак, серьезно? Что у вас тут за дела?

Марк встал со скамьи, хлопнул биофизика по плечу и громко сказал:

– Нет, несерьезно. Шучу я, братец. Шучу.

– Да ну тебя с твоими дурацкими шутками.

– Ладно. Не кипятись. Руку давай.

– Что?

– Дай, говорю, руку. Левую. Биофизик моргнул и сунул Марку под нос

здоровенную, поросшую шерстью лапищу. Марк защелкнул на его запястье тонкий черный браслет, здорово смахивающий на браслет комма. Некоторые сейчас так и носили – один комм на левой, один на правой, а порой и не по одному. Результат смахивал на украшения индийских танцовщиц.

– Это что?

– Подарок.

– Какой, к черту, подарок? – обозлился Митчинсон. – У тебя что, от общения с лягушковедом мозги окончательно сплавились?

Не отвечая, викторианец легонько пихнул его, и – странное дело – кряжистый биофизик так и плюхнулся на скамью. Наклонившись к нему, Салливан тихо проговорил:

– Ты хотел остаться? Оставайся. Сиди и не отсвечивай. А насчет подарка… Есть у меня предчувствие, что он тебе сегодня понадобится. – Еще раз сжав запястье Олафа, он обернулся к скрытым в стенах камерам и объявил: – У меня все готово. Доктор Митчин-сон поможет мне с презентацией.

Но помочь доктор Митчинсон не мог, потому что к науке вторая презентация не имела ни малейшего отношения.

Сорок лет назад Бейрут был разрушен в очередной стычке израильского спецназа с Ливанской освободительной армией. Город решили не восстанавливать. Столицу автономии перенесли в Захле, расположенный ближе к сирийской границе, а Бейрут заняли миротворческие силы СОН. В основном развалины использовали для антитеррористических учений и симуляций боевых действий в условиях города.

Марк был там. Он помнил сухой, пахнущий нефтью ветер с залива, ветер, в котором не осталось ни капли влаги. Беспощадное солнце – в тени температура до-

ходила до сорока пяти градусов по Цельсию – стояло в зените белым шариком. Горизонт затянули желтые пылевые облака. Мертвые растрепанные пальмы набережной, мусорная накипь в волнах. Беспорядочная паутина улиц, где времянки облепили древние панельные здания. Обгоревшие стены, раздетые до поликарбонатного скелета машины, арматура, гарь, гарь…