Она рассказала мне о своей работе, о возникшем интересе к ксеноанатомии, о монографиях, которые написала, о разработанном новом методе трансплантации мышечной ткани. Оказывается, Креция приобрела спинет[9] и уже овладела всеми, кроме двух, «Штудиями» Газеллы. Кроме того, она написала трактат, посвященный сравнительному анализу скелетного диморфизма в ранних человеческих биотипах.
- Я даже хотела послать тебе копию, но побоялась, что это может быть превратно истолковано.
- У меня есть первое издание, - признался я.
- Неужели! А ты хоть открывал его?
- Перечитал дважды. Ты мастерски развенчиваешь тезисы всех работ Теркссона по раскопкам Диммамар-А. Твои аргументы убедительны, если не убийственны. Я мог бы поспорить по поводу Талларнофитицена, но мы с тобой никогда не сходились во мнениях относительно гипотезы «происхождения с Терры».
- Ах да. Ты всегда был еретиком в этом отношении. А чем ты занимался двадцать пять лет?
Я чувствовал, что не могу отплатить ей такой же откровенностью. За прошедшие годы в моей жизни случилось слишком много такого, о чем мне нельзя было или не стоило распространяться. Вместо этого я рассказал ей о Нейле.
- Этот человек заслуживает доверия?
- Целиком и полностью.
- И ты уверен, что это именно он писал тебе?
- Да. Он использует глоссию. Красота этого кода заключается в том, что он индивидуально идиоматичен. Его не могут взломать, использовать и понять посторонние. Чтобы перенять его основы, необходимо проработать на меня достаточно долго.
- А тот телохранитель. Который оказался предателем.
- Кронски?
- Да. Он же работал на тебя.
- Всего лишь месяц. За это время он не успел овладеть глоссией настолько, чтобы водить меня за нос.
- Значит, у нас есть шанс спастись?
- Я уверен, что скоро мы сможем покинуть эту планету.
- Что ж, Грегор, думаю, добрые вести необходимо сдобрить десертом. Побалуем себя?
Стюарт принес нам «ribaude nappe»[10], липкий и сладкий, густой черный гесперинский кофеин, ликер, а в заключение ужина - дубовый амасек для меня и рюмку паши для Креции.
За десертом мы уже дружно смеялись.
Прекрасный ужин, великолепная ночь в восхитительной компании.
На рассвете я проснулся от тихого свиста тормозов. Затем снаружи раздался приглушенный гудок, а в коридоре послышались голоса.
Креция все еще спала. Когда я осторожно выскользнул из кровати, она перевернулась и, сонно бормоча, растянулась на еще теплой, но уже опустевшей простыне. Шторка на окне была опущена. Наша одежда вперемешку валялась на полу, и мне пришлось на ощупь искать свои брюки и рубашку.
Подцепив одним пальцем край шторки, я выглянул наружу. Морозное утро оказалось бесцветным. Поезд стоял на станции, на заснеженной платформе толпились люди.
Мы добрались до Фонетта.
Одеваясь, я дрожал от холода. На остановках вентиляторы подавали в купе студеный горный воздух.
Открыв дверь, я бросил взгляд на Крецию. Она свернулась калачиком на кровати, уютно закутавшись в кокон из простыней, отгородившись ими от холода и всего мира.
Погода стояла морозная, было очень светло. По широкой платформе сновали пассажиры. Одни покидали экспресс, другие спешили занять свои места. Сервиторы толкали впереди себя тележки с пирамидами из чемоданов.
Падал легкий снег. Переминаясь с ноги на ногу, я похлопал себя по плечам. Из поезда, чтобы размять конечности, вышли еще несколько путешественников.
Железнодорожная станция Фонетт располагалась на естественной террасе, нависшей над городком. С севера над ним возвышалась Монс Фулько, а с юга Малые и Большие Утты, за которыми поднималась опоясанная грозовыми тучами громада Центральных Атенат.
- Как долго мы будем здесь стоять? - спросил я у проходившего мимо проводника.
- Двадцать минут, сэр, - ответил он. - Мы должны поменять локомотив и набрать воды.
Этого времени было недостаточно, чтобы успеть сбегать в город. На платформе я оставался до первого гудка, а затем постоял в тамбуре, наблюдая, как здание вокзала медленно уплывает назад, открывая ту часть города, которую было не видно с платформы. Крутые, покрытые снегом крыши, часовня Министорума, укрепленный блокпост арбитров. Посадочная площадка, прямо под вокзальной грядой, заполненная припаркованными и заправляющимися спидерами. Один из них был маленьким и желтым.
Я вернулся в купе, снял плащ, ботинки, осторожно улегся на край кровати и смотрел на Крецию до тех пор, пока она не проснулась.
- Что делаешь? - сонным голосом спросила она и поцеловала меня в губы.
- Сверяюсь с расписанием.
- Не думаю, что на этой линии возможны какие-либо изменения.
- Никаких изменений, - согласился я. - Мы прибудем в Локастр приблизительно через четыре часа. Там будет продолжительная остановка. Сорок пять минут. Затем длинный перегон до Новой Гевеи.
Креция села, протирая глаза. Заспанная и беззащитная, она казалась еще прекраснее, чем когда-либо.
- Ну и что? - спросила она.
- Там я проверю свою почту у астропатов. Времени должно хватить.
Раздался стук в дверь. Вошел стюард с нагруженной тележкой. Последнее, что мы сделали прошлой ночью, - заказали себе полноценный горячий завтрак.