— Вижу я, что вы очень хладнокровный человек, — произнёс кавалер. Он не знал даже, с чего начать, ведь вопросов у него было много. Наконец он нашёл, что спросить: — Это вы убили монаха? Того, что жил в пустоши, между моими и вашими владениями?
Тут барон вдруг повернулся к Максимилиану, который внимательно слушал их разговор, и, дружелюбно улыбаясь ему, произнёс:
— А я вас хорошо помню, мой молодой друг, даже лучше, чем вы думаете.
Прапорщик растерялся, как ребёнок, он не знал, что ответить, и посмотрел на кавалера словно ища помощи. Но и Волков не нашёлся, что сказать, и барон продолжил:
— Молодой господин, не могли бы дать нам с кавалером возможность побеседовать наедине?
А Максимилиан опять посмотрел на Волкова, мол, что мне делать?
— Прапорщик, оставьте нас, — сказал генерал.
— О! Вы уже прапорщик! — удивился барон. — Как летит время, кажется, недавно вы сидели на дереве, и от вас, уж простите меня, попахивало страхом и мочой, и вдруг вы уже прапорщик.
Теперь Максимален взглянул на барона уже весьма зло, от первой озадаченности и следа не осталось. Волков побоялся, что он разговорчивого барона и мечом может рубануть, но прапорщик выполнил распоряжение генерала и отъехал от них.
— Ну, — продолжал Волков, — это вы убили святого человека? Отшельника?
— Святого человека? — как-то странно переспросил фон Дениц. Как будто поначалу не понял, о ком говорит кавалер. А потом согласился: — Ах да, это я его убил.
— Он знал, кто вы? Он знал, что вы…, - Волков был из тех людей, что мог легко сказать в лицо человеку, что думал о нём, но тут отчего-то постеснялся закончить речь.
— Что я зверь? — договорил за него барон. — Да, он это прекрасно знал. А как вы, Эшбахт, догадались, что он знал?
— Не знаю, — отвечал Волков, — может, из-за того, что он тут жил и всё видел, а может, из-за клетки, в которой он от вас прятался.
— Прятался от меня? — барон ухмылялся. — Нет-нет, он в ней прятался не от меня.
— А от кого же? — Волков вдруг подумал о том, что барон не единственный в округе зверь. От этой мысли ему стало не по себе.
«Неужели придётся ещё кого-то искать?».
— Он прятался от себя, мой дорогой сосед, от себя, — спокойно и с улыбочкой произнёс барон. И видя недоумение кавалера, продолжал: — От себя, от себя. Представляете? Когда он чувствовал приближение времени, он запирал себя в клетку и ключ бросал рядом, звериной лапой он не мог его поднять и открыть дверцу клетки, так он и пересиживал метаморфозу.
«Господи, какая же жара, я сейчас сварюсь в этом шлеме».
Кавалер так растерялся от услышанного, что даже не мог толком это воспринять, в это поверить. Но когда сказанное бароном дошло до него наконец, он привстал в стременах и крикнул:
— Монаха ко мне! Где отец Семион?
Тут же один сержант повернулся и тоже крикнул:
— Монаха к господину!
— Зачем вам поп? — сразу после этого помрачнел барон.
— Я хочу, чтобы наш разговор шёл далее в присутствии святого отца, — сказал Волков. — Так будет правильно.
Он, правда, боялся, что барон не захочет говорить при свидетеле, и готов был в таком случае продолжить разговор с глазу на глаз, но фон Дениц произнёс как-то устало:
— Ах да, я забыл… Вы же Рыцарь Божий, Инквизитор, вам без попа никак не обойтись… Ну хорошо, как вам будет угодно, пусть придёт ваш поп и слушает нас.
Отец Семион бежал к ним по пыльной дороге, подбирая полы рясы, не подъехал, а именно подбежал, запыхавшись, остановился:
— Что случилось, господин Эшбахт?
А Волков лишь повторил вопрос, обращаясь к барону:
— Барон фон Дениц, это вы убили монаха-отшельника, что жил на границе наших с вами владений?
— Да, это я его убил, — спокойно и даже легко отвечал барон, он сказал это так, словно признался в поедании отбивной.
— Господи, Господи, — крестился отец Семион. — Но за что же вы его убили, господин барон? Может, по несчастной случайности?
Волков посмотрел на монаха и едко заметил:
— По несчастной случайности барон разорвал его на куски, которые мы собирали по округе.
А фон Дениц продолжил всё с тем же своим спокойствием:
— Убил я его… Ну, потому что он попался мне под руку… Впрочем, я давно собирался его убить.
— Но за что же? — ещё больше удивлялся отец Семион. — Он же был святой, безобидный человек.
— Безобидный? — тут фон Дениц даже засмеялся. — А небольшое кладбище за домом этого безобидного человека вы видели, святой отец?
— Кладбище? — удивлённо перепросил брат Семион.
— Да-да, кладбище, такое маленькое и уютное, с небольшой такой оградкой. Оно было прямо за его домом.
— Видели, — отвечал кавалер.
— Откуда же, по-вашему, оно взялось, раз он был такой, как вы изволили выразиться, безобидный? — продолжал барон.
— Так вы же сказали, что он запирал себя в клетке, прежде чем стать… зверем.