Инквизитор

— Уверен, что в школе вас называли «Смолой».

— Верно. Кличка «Смола» прилипла ко мне в первом классе. Позднее так же называли в зоне.

— Отбывали?

— Угу.

— Долго?

— Пять лет. При коммунистах.

— За что, если не секрет?

— Не секрет. За экономические преступления.

— Ясно. А чем сейчас занимаетесь?

— Тем, за что сидел при товарищах. Торговлей. Осуществляю оптовые поставки продовольствия в маленькие провинциальные городки.

— И давно существует ваша фирма?

— «Терра» существует шесть месяцев.

— А чем занимались раньше?

— Тоже торговлей, но пришлось прекратить.

— Отчего же?

— Налоги, перевозки, рэкет.

— Но ведь и теперь рэкет.

— Обстоятельства иные. Во-первых, полгода проработали спокойно. Скопили кое-какой капитал. Во-вторых, с приходом к власти нынешнего президента появилась надежда на то, что можно будет заработать деньги честным путем. Появилась надежда на государство.

— Зачем же тогда обращаться к инквизиции?

Смолицкий криво усмехнулся.

— Затем, что на нее надежды больше.

— Лучше работают?

— Нет. В отличие от государства ее боятся. Я это точно знаю. Закона рэкет не боится. Даже ВУКа. А инквизиторами напуган всерьез.

— Что, после объявления не появлялись?

— Появлялись, причем дважды. Первый раз на следующую ночь после выхода нашего обращения к инквизиции в вашей газете. Открыли дверь, проникли в помещение, но ни к чему не прикасались. Пропаж нет. Второй раз через три дня после ночного посещения. Побеседовали минут десять. Договорились, что на следующий день они придут за деньгами. Я с утра все приготовил. Жду. Не появляются. И на следующий день тоже. Ни слуху ни духу. Испарились.

— А как вы узнали, что они были у вас ночью?

— Совершенно случайно. Кафе напротив видели? Так вот. Мы поставляем им продовольствие по низким ценам. Заодно там и обедаем. По низким ценам. В тот раз посудомойка и уборщица уходили домой где-то около часа ночи. И видели, как из нашего офиса вышли двое, сели в машину и уехали.

— А если бы этого вам не сказали, вы бы заметили, что ночью были гости?

— Память у меня фотографическая, но я бы ничего не заметил. Все было на своих местах. Никаких следов.

— Скажите, давая объявление в газету, вы действительно надеялись на помощь инквизиторов?

— Честно говоря, не очень. Но не исключал. Просто хотел попугать этих бездельников, хотя не уверен, что они читают вашу газету. Плюс в моих интересах поднимать авторитет инквизиции.

— А почему вы не обратились в милицию?

— В прошлый раз, когда я возглавлял торговую фирму, при обсуждении «сотрудничества» с вымогателями присутствовал начальник районного отделения милиции. Причем мне ясно дали понять, что обращаться выше не только бессмысленно, но и опасно. И я им верю. Вы знаете, мне кажется, что милиция покупается не только из-за маленькой зарплаты, хотя и это имеет значение. Главная причина сращивания милиции с преступностью кроется в системе правосудия. Законы были составлены так, что преступник не рисковал почти ничем. В таких условиях человеку трудно оставаться в рамках закона. Это было самое настоящее искушение. Поэтому мы, мелкие предприниматели, встретили ВУК, как это говорили раньше, «с большим душевным подъемом». Но должно пройти много времени, чтобы ВУК впитался в сознание людей. А времени осталось всего полтора года. Через полтора года диктатура может быть отменена, а президент уйти в отставку. Конечно, мы надеемся, что этого не случится. Но все может быть. Тогда ВУК отменят, а инквизиция останется.

— Вы хвалите ВУК, но ведь он противоречит всем общечеловеческим нормам.

— Тем, кто ценит общечеловеческие нормы, ВУК не страшен.

— Но ведь общеизвестно, что ужесточение наказания не приводит к снижению преступности.

— Наказание не должно быть ни жестоким, ни мягким. Оно должно быть адекватным деянию, молодой человек.

— А чем определяется адекватность?

* * *

«Последнее время милицейские сводки удивляют даже видавших виды оперативников: по Москве ширится с каждым днем вал вымогательств. В этот самый „окупаемый“ вид криминального бизнеса втягиваются все новые и новые „предприниматели“.»

Криминальная хроника, № 17, 1994 г.

* * *

— Обстановкой в стране. При разных обстановках наказание за одно и то же преступление должно варьироваться. В мирное время — три года тюрьмы. В военное — расстрел. А мы живем в военное время. Вы говорите — ужесточение наказания, я говорю — доведение его до адекватности. А знаете ли вы, господин гуманист, что рэкету подвергаюсь не столько я, сколько вы. И малоимущие граждане.

— Я?