Инквизиtor

― Прав, Макс, ты в том, что война ‒ она человека меняет. Я и в ИВС уже понимал, что мир мой прежним не будет. Солнце светить стало тускло, и краски поблекли. Я же со школьной скамьи и сразу в омут с головой. Проще стало, когда понял, что со мной ребята такие же молодые, которых страх одолевает, и помочь могу тому, кому хуже. Так постепенно и выходил из серой мути собственных мыслей. А там, дальше, закрутилось, завертелось, уже и не помнил, какой я настоящий. Есть задача, есть цель: исполнил, следующая. И никому до тебя дела нет: ты ‒ штатная цифра статистики. Сам за себя не постоишь, никто не вспомнит, как звали. Это по телевизору смотришь когда, мысли о том, чтобы мирно было, не гибли люди. А там, каждый час ‒ борьба за выживание. И ладно бы противник осязаем был, чтобы биться с кем было. Нет! Прилететь может с любой стороны, и зацепить снарядом. Страх сначала, а потом уходит он и остаётся только цель ‒ выжить. Либо ты, ‒ либо тебя, третьего не дано. Давай помянем ребят, ушедших.

Мужчины выпили. Мирон продолжил.

― Дружба там иная: с гнильцой человека сразу видно. Идёшь и не знаешь, с какой стороны ожидать: от своего или за врагом смотреть. Я в госпиталь когда попал, очнулся, а спать не могу. То боль, то ожидание угрозы. Там парень лежал со мной, Егор. Странный был немного, хотя, что я говорю, все мы оттуда вернулись другими. Так вот он всё про знахаря рассказывал в своей деревне. Мечтал: мол, выпишусь, поеду к деду Макару, он поможет. Я тогда веру уже во все потерял. Одно грело ‒ вернусь домой, отчима выгоню, буду матери сам помогать. Пить бы бросила, хозяйство завели. Когда выписывался, Егор мне адрес деда этого, на листке написал. Я бумажку в карман положил и забыл о ней совсем. Когда пепелище дома своего увидел, думал всё, не перенесу! Душа так металась, что жить не хотелось. А руку в карман засунул, листок этот и нащупал. Вот и решил: если сам в своей жизни разобраться не могу, так пусть, хоть поживу у деда этого, помогу старику. Купил водки, напился, чтобы хоть как-то в поезде заснуть. И уехал. Знать, не знал, есть ли знахарь этот или Егор выдумал его.

Мирон сошел с поезда рано утром: остановка всего три минуты ‒ ни вокзала, ни станции, чтобы спросить у кого, как найти деревню эту. Только узкая тропинка насыпи гравия. Вышел на асфальтированную дорогу: машин нет, указателей нет. В этот момент ощутил обречённость фразы «идти, куда глаза глядят». Он шёл. Просто шёл, пустота накрыла его полностью, не хотелось ни кричать, ни плакать. Просто шёл.

Пушистые лапы елей над дорогой. Деревья с зеленеющей листвой. Запах сырой земли прохладой окутывал из леса. Мирон лишь сейчас задумался: в мире весна. В эту пору сложно встретить в лесу людей, ягоды ещё не поспели. Но если есть дорога, она обязательно приведёт куда-то. Обычно рядом с остановкой поезда населённый пункт всегда есть, но, видимо, он пошёл не в ту сторону. Одно радовало ‒ утро раннее, до темноты доберется до ближайшего населённого пункта. Послышался шум приближающейся машины. Мирон вытянул руку, в надежде, что водитель, заметив его, остановится. Старенькая шестёрка притормозила, со скрипом.

― Тебе куда? ― пожилой мужчина заинтересованно осматривал пешехода.

― Здравствуй, отец, к деду Макару мне, деревня тут рядом должна быть. ― Мирон замер в ожидании ответа.

― А так, сынок, тебе напрямки, через лес идти надо! ― мужчина вышел из машины. ― Тут пролесок небольшой, минут двадцать хода, а там выйдешь, кладбище местное на холме сразу увидишь, вот и иди в сторону него. А как в деревню войдёшь, тебе местные расскажут, как найти дом его.

― Спасибо, отец! ― Мирон, услышав подтверждение, что знахарь не выдумка Егора, обнял крепко мужчину.

― Да не за что. Иди, сынок.

Машина с шумом завелась. Оставив после себя облако пыли с обочины вперемешку с запахом выхлопа, скрылась за горизонтом. Мирон поправил свой рюкзак, нашёл участок леса посуше и вошёл в объятья хвойных лап. Под ногами трещали сухие ветки, проминался опавший игольник. Запахи и звуки природы наполнили мужчину силой, пробуждая остатки веры. Присел на землю, облокотившись спиной о шершавый ствол ели, пахнущий смолой. Убедившись, что рядом нет никого, запрокинул голову вверх, через листву просвечивалось ясное небо. Хотелось орать так, чтобы сила природы помогла ему высвободить пустоту, поглощающую его душу. Но он просто заплакал. Лёг на землю, вминая головой, отсыревшие после таянья снега, прошлогодние листья. Почувствовав, как земля, словно всасывает тяжесть с души, перевернулся на спину. Ветви деревьев, покачиваясь, пропускали скудные лучи весеннего солнца. Закрыл глаза. Вспомнил время, когда мама его обнимала ‒ это было так давно. В далёком детстве, она была совсем другой. Простился мысленно. Встал, отряхнулся, отправился в путь.