Инквизитор

Жордан сглотнул.

— Я этого не делал, — выдохнул он.

— Друг мой, я не думаю, что вы сделали это. Я знаю, что вы это сделали. У меня здесь есть признание Раймона, вот оно лежит передо мной.

Я, конечно, говорил неправду; документ, лежавший передо мной, представлял собой заметки, сделанные во время моих бесед с жителями Кассера. Но часто случается, что рукописное слово сеет страх в сердцах неграмотных людей, тогда как устное — нет.

— Не хотите ли прочитать? — поинтересовался я, отлично зная, что Жордан не умеет читать. Он смотрел на документ так, будто это была змея, которая вот-вот его ужалит. — Вы ведь понимаете, не так ли, что Раймон собирался отравить вас, когда вы вернетесь сюда? Именно этот его план навел меня на мысль о его вине. Удивительно, что он не устроил так, чтобы вас убили в Каталонии.

— Раймон… — он поперхнулся и прочистил горло, на лбу у него выступили капли пота, — Раймон лжет.

— Жордан, послушайте меня. — Я заговорил с ним увещевательным тоном. — У меня имеется достаточно улик, чтобы сжечь вас живьем — признаетесь вы или нет. Вы должны это понимать. И если вы откажетесь признаться, то это лучшее, на что вы можете надеяться. Хуже всего, если вы попадете в руки старшего инквизитора, отца Пьера Жюльена. Видите ли, убив отца Августина, вы сослужили нам всем плохую службу, потому что на его место прислали отца Пьера Жюльена. А он жестокий человек. Вам следовало бы посмотреть, что он сделал с Жаном Пьером, заставляя его признаться, что он сменил вас на службе у Раймона. Если вы желаете, я велю снести сюда Жана Пьера. Его придется нести, потому что он не может ходить. Ему сожгли ноги.

Услышав это, Жордан вздрогнул.

— Чего вы, возможно, не понимаете, — продолжал я, — так это того, что истинное раскаяние всегда влечет за собою помилование. Вы слыхали когда-нибудь о святомученике Петре? Он был доминиканским инквизитором, таким же, как и я, и он был убит шайкой наемников, как отец Августин. Один из убийц, по имени Пьер Бальзамо, которого застали чуть ли не на месте преступления, впоследствии бежал из тюрьмы. И все же, когда его снова поймали, он раскаялся, был помилован и получил позволение вступить в орден доминиканцев. Вы знали об этом?

Жордан, нахмурясь, покачал головой и спросил:

— Это правда?

— Конечно, правда! Я могу показать вам много книг, где упоминается эта история. Спросите брата Симона. Спросите брата Беренгара. Они скажут вам то же самое.

Мои наблюдатели дали понять, что они готовы подтвердить правдивость моих утверждений.

— Конечно, — продолжал я, — нет причин считать, что вас примут в орден доминиканцев. Но если вы не признаете свои грехи и не раскаетесь в них, конец может быть только один. Вы понимаете?

К моей досаде, Жордан не отвечал. Он сидел, уставившись на свои колени, как будто они одни могли помочь ему принять решение.

— Жордан, — сказал я, изменяя тактику, — вы когда-нибудь вступали в еретическую секту?

— Я? — он резко вздернул голову. — Нет!

— И вы никогда не принимали веры отличной от той, что Римская Церковь полагает истинной?

— Я не еретик!

— Тогда почему вы убили отца Августина?

— Я не убивал отца Августина!

— Возможно, нет, — согласился я. — Возможно, сами вы не наносили удара. Но вы по крайней мере стояли рядом, когда его зарезали, как свинью. Почему вы так поступили? Просто ради наживы? Или потому, что вы еретик и защитник ереси? — Сверяясь по записям отчета, который предоставил мне С, я прочитал вслух названные им имена. — Все эти люди обвиняются в ереси, — сказал я. — Вас видели, когда вы были среди них в Каталонии. И все же вы не оповестили Святую палату.

Глаза Жордана сузились, он прерывисто задышал. Он положительно надеялся выторговать себе жизнь за эти имена, а теперь оказалось, что они мне уже известны!

— Совершенный! — выкрикнул он (очевидно, имея в виду С). — Вы взяли его!

— Так почему вы не оповестили Святую палату? — повторил я, игнорируя его выкрик.

— Потому что я скрывался! — завопил он. — Я не мог даже рта раскрыть! А если этот совершенный называет меня еретиком, то он врет, чтобы спасти свою шкуру! Это он сказал вам, где меня искать? Жалко, что…

Внезапно он осекся.

— Что? — спросил я. — Чего вам жалко? Что вы его тоже не убили?

Жордан молчал.

— Друг мой, будь вы добрым католиком, вы бы признались в своих грехах и раскаялись, — сказал я. — Я думаю, что вы безбожник. И, как безбожного убийцу, вас постигнет кара более страшная, чем любое из наказаний Святой палаты. Вас швырнут в огненное озеро, навеки, если вы не покаетесь. Подумайте хорошенько. Может быть, Раймон солгал вам. Может быть, он сказал, что отец Августин посещал женщин-еретичек с еретическими целями и, следовательно, заслуживал смерти. Если он говорил вам подобные вещи, то ваше преступление может быть понято и охотно прощено.

Наконец-то мои слова возымели на него заметное действие. Я чувствовал, что Жордан обдумывает, взвешивает их.

— Говорил ли вам Раймон, что отец Августин — враг Господа нашего? — тихо спросил я. — Жордан? Что он вам говорил?