Там к нам присоединились остальные солдаты, настолько же веселые, насколько их товарищи были угрюмы и злы. Эти четверо счастливцев провели ночь на гумне у Бруно Пелфора; их довольный вид ясно говорил, что ни один набожный доминиканец не помешал им предаваться разврату. В деревне их конечно же хорошо приняли, но когда отец Поль предложил им хоть ненадолго задержаться, — по крайней мере пока не перестанет дождь, — они не хотели даже слышать об этом. Они получили приказ, и приказ был возвращаться без промедления. Мелкий дождик никому еще не повредил, заявили они.
Я бы не согласился с этим замечанием, потому что было совершенно очевидно, что на Виталию дождь не оказывает целебного действия. Ее легкие сипели и клокотали, ее губы посинели; ее руки были холодны как камень. Почти все время я должен был поддерживать ее одной рукой за пояс, чтобы она не упала, а другой держать поводья. Чем дальше мы ехали, тем больше я боялся, что она умрет по дороге. И хотя я не выдавал своих страхов, помня о присутствии Вавилонии, я высказался в том духе, что поездка должна проходить в несколько этапов, даже если это займет не один день.
Но мое предложение было отвергнуто.
— Чем дольше, тем больше опасности, — утверждала моя охрана. — Женщины могут сбежать. И потом, мы не подготовлены к долгому путешествию. А дождь скоро перестанет. Нам нужно быстрее отправляться в дорогу.
Так мы и сделали. Поскольку я ехал впереди Иоанны, я не мог даже краем глаза видеть ее; хотя, обернувшись пару раз, я разглядел ее макушку в то время, как она смотрела на дорогу, объезжая рытвины и другие препятствия. К счастью, мы уже преодолели самый трудный участок пути, и после Разье дорога была сравнительно легкой. Нападения разбойников нам конечно же нечего было опасаться. Дождь прекратился незадолго до полудня. Но Виталии делалось все хуже и хуже; цвет лица у нее стал землистым, дыхание прерывистым, и когда мы подъезжали к воротам Лазе, вскоре после вечерни, она лишилась сознания и упала бы на шею Звезды, если бы я не удержал ее в седле.
Это было отнюдь не радостное возвращение домой. Вавилония, уверенная, что ее подруга умерла, завыла и бросилась с лошади, да так неосторожно, что поранила колено. Алкея тоже попыталась спешиться, но ей не позволил солдат, ехавший с ней. Другой солдат помог мне опустить Виталию на землю, в то время как проходившие мимо два францисканца — как оказалось, приехавшие из Нарбонны, — остановились, чтобы оказать нам помощь. Затем, пока Алкея спорила, а Вавилония всхлипывала, а францисканцы уверяли меня, что один из них — священник, могущий провести соборование, если потребуется, из кожаного мешка было извлечено одеяло. Четверо солдат, взяв его, несли Виталию на завершающем этапе ее путешествия в тюрьму.
Мы медленно приближались к башням Нарбоннских ворот. Мы проследовали под их аркой, похожей на вход в пещеру. Поскольку Вавилония не могла более сама ехать верхом, то она села позади меня, спрятав лицо у меня между лопатками, и плакала, пока моя ряса, подрясник и наплечник, едва просохшие от утреннего дождя, снова не промокли насквозь. Когда мы въехали в город, наша процессия привлекла много любопытных взглядов, и не в последнюю очередь гарнизонных солдат и горожан, расставленных наблюдать на стенах. Некоторые из них интересовались у моей свиты, откуда у нас столько свободных лошадей, и в ответ слышали одни проклятия. Некоторые предлагали повести лошадей, а иные делали оскорбительные замечания в адрес наших пленниц. Поскольку женщины не обращали на это внимания, я тоже молчал, не желая беспокоить Вавилонию. Но я запомнил тех, кто осквернил воздух этой грязью. Позже, может быть, я увижу, как их постигнет кара.
Хотя мы встретили многих моих знакомых по пути в Палату, мой угрюмый вид и грязная одежда не поощряли их задавать вопросы, да и вообще заговаривать со мной. Иоанна ехала, склонив голову, но держась в седле по-королевски прямо, даже после такого долгого и трудного путешествия. У южной стены гомонящая толпа матрон, нищих, детей и стариков умолкла, провожая нас взглядами; один, узнав меня, спросил свою соседку, правда ли, что женщина, которая едет со мной, — еретичка. Маленький мальчик плюнул в Виталию. Плотник по имени Астро преклонил колена.
Мы достигли нашей цели как раз тогда, когда хляби небесные вновь разверзлись. Спешившись под дождем, я призвал Понса, который осматривал труп заключенного, и потребовал незамедлительной помощи. Затем, препоручив Вавилонию заботам ее матери, я дал тюремщику указания насчет того, как и где разместить моих пленниц.
— Эти женщины останутся вместе, — сказал я, ведя его обратно в здание. — Вы разместите их наверху в караульной.
— В караульной? — опешил Понс. — А куда я дену сторожей?
— Если сторожа захотят есть или спать, то они могут сделать это у вас. — Я поднимался по лестнице в его жилище, которое состояло из большой кухни и двух спален, роскошно обставленных.
Оглядевшись, я не увидел доказательств того, что здесь не поместятся еще несколько человек.