Инкубатор

Лорд имеет возможность сравнивать и делает выводы.

По сравнению с бастардом, законнорожденные детки — конченые подонки и дегенераты. В то время как бастард с утра до вечера грызет гранит науки, постигает основы управления государством и по утрам бегает трусцой, законнорожденные безвылазно зависают в ночных клубах, плотно сидят на «снежке» (это еще в лучшем случае), беспробудно квасят, разбивают в хлам дорогие тачки, регулярно позорят семью дикими выходками и медленно, но верно проматывают отцовское состояние.

Самое печальное: лорду даже в страшном сне не может привидеться, что кто-то из них способен стать его преемником и в будущем занять достойное место на соответствующей ступеньке клановой иерархии.

Лорд исподволь, втихаря, начинает принимать участие в судьбе бастарда и постепенно берет его под свое крыло. Положение его пока что шаткое и незавидное: еще сильны старшие иерархи Династии, папаше трудно продвигать незаконнорожденного и он не может дать ему полноценной поддержки, как если бы это был его законный наследник.

Но бастард — это лучшее, что есть в жизни у лорда.

В сравнении с ним законнорожденные — это просто какой-то кошмарный сон.

Проходит какое-то время, и наступает такой момент, когда заматеревший лорд, уже хорошо набравший вес и имеющий крепкое положение, может пренебречь некоторыми общепринятыми нормами приличия и вводит бастарда в Малый Свет.

Сугубо для своих. Для друзей и доверенных лиц.

Посмотрите, на что я способен.

Это мой сын. Посмотрите, как он похож на меня.

Вот он, мой реальный результат, а не те несчастные ушлепки, которых вы видите рядом со мной на званых приемах.

Это день его маленького личного триумфа.

Это жест самоутверждения и самореабилитации: да, я родил никчемных уродов… но это не моя вина, теперь-то вы видите…

Вот такие интересные специальные детки растут и учатся в Резерве Инкубатора. И поэтому Резерв (довольно-таки невзрачное словечко по сравнению с интригующими наименованиями первых трех подразделений), хоть и числится в «обеспечении», на самом деле является главной структурой Инкубатора.

Это Золотой Фонд Верховной Власти.

При помощи него устраиваются революции, составляются Теневые Кабинеты и формируется влияние на Семьи и Династии в нашей стране и за рубежом.

И обо всем этом Игорь — Директор Инкубатора — знает отнюдь не понаслышке.

Он родился и вырос в Резерве.

Он бастард Верховного.

* * *

Тревожное ожидание прервал телефонный звонок.

«Феликс!» — обрадовался Игорь, поспешно доставая телефон.

Увы, это звонил отец.

«Вот это совсем некстати… — нахмурился Игорь. — Так, и где я сейчас?»

Он включил музыку, прибавил громкость и, выйдя из салона, ответил:

— Да, сэр, вас тоже с Рождеством!

— А я не поздравить звоню, — у отца был озабоченный тон. — Хотя, да, поздравляю, будь здоров, всех благ и прочее бла-бла-бла. Ты где?

— У друга на даче. Гуляем помаленьку.

Сказал и прикусил язык: ложь получилась крайне неудачной. У Игоря не было друзей и приятелей «на воле», он фактически жил в Инкубаторе.

— Мы тебе картинки на «мэйл» отправили, — отец на такую мелочь не обратил внимания, о личной жизни сына он знал совсем немного. — Надо, чтобы ты их быстренько посмотрел, желательно на большом экране. Компьютер там у вас есть?

— Найдем, — Игорь, прижав телефон к воротнику, поспешил к машине, убавил громкость и, взяв «таблетку», запустил «почту».

— Качество не очень, с камеры, на телефоне вряд ли разберешь, — пояснил отец. — Ну что, получил?

— Одну минуту…

Игорь открыл «письмо», развернул вложение на весь экран…

И застыл как изваяние.

Сердце прыгнуло к глотке, страшно забилось, вырываясь вон из тела, словно крыса из горшка с узким горлом, поставленного на горящие угли.

Снимок и вправду получился нечеткий, но человека на нем узнать было несложно.

Это «триста семидесятый».

Затаив дыхание, чтобы не крикнуть от ужаса, Игорь осторожно перелистал другие фото.

Везде «триста семидесятый», запечатленный на камеру в разных ракурсах.

Господи… Это провал!!! Если мальчишка схвачен на акции, можно прямо сейчас стреляться.

— Ты уснул там, что ли? — раздраженно уточнил отец. — Смотришь, нет?

— Ммм…

— Ты чего мычишь?

— Да, смотрю, — страшно напрягшись, Игорь поборол помчавшийся было вразнос организм, кое-как совладал с голосом и уточнил: — Гхм-кхм… И что?

— У тебя на Третьем Полигоне такого нету?

— Вот именно такого… Ннн… Не знаю… Но похожие есть. А нельзя на него живьем посмотреть? Если бы подвести к камере…

— Если бы он у нас живьем был, я бы тебя не спрашивал, — проворчал отец. — Сам бы давно все узнал.

Значит, «триста семидесятого» у них нет! У них есть только картинки. Можно пока подышать…

— А что случилось? — спросил Игорь уже почти нормальным голосом.

— Да тут, понимаешь, какая-то чертовщина творится… — в голосе отца сквозила неуверенность — очень странная интонация, совершенно ему не присущая. — Не знаю пока, что это вообще такое… Но есть вариант, что у нас тут куролесит кто-то из твоих питомцев.