Инкубатор для шпионов

— Исключено, Александр Борисович. — Возможно, ему это только почудилось — она произнесла его имя-отчество с едва уловимой иронией, словно бы в ответ на его собственное — «Нина Дмитриевна». — Исключено, — повторила она. — Формулировки здесь абсолютно чеканные. И… компетентные.

— Значит, все-таки и не секта? — вздохнул Турецкий.

— Совсем не похоже.

Турецкий еще помолчал и сказал:

— Смешного тут действительно немного. Как бы это все переварить — то, что вы сказали. Если я верно понял, получается страничка из руководства какого-нибудь Джеймса Бонда, а?

Она молча улыбнулась — совсем чуть-чуть, краешком рта. В сущности, они все обсудили, это было ясно. Но почему-то уходить Турецкому смертельно не хотелось.

— Как жаль, — сказал он, — что я не могу привезти к вам эту девочку, чтобы вы выяснили, насколько она здорова… — Тут он спохватился и рассказал о «боевом» прошлом Жени Земляникиной — о многократном «минировании» школы.

Коростелева слушала с интересом, не перебивала и вопросов не задавала. Турецкий с удивлением отметил это про себя — такие собеседники давно ему не встречались, а ведь это была «ее» тема, казалось бы, Коростелева должна встревать со своими ремарками то и дело. Отнюдь.

Когда Турецкий закончил, она сказала:

— Я совсем не убеждена, что это Женя просто так развлекалась. Видите ли, сейчас такое время… Репортажи по телевизору с мест разных трагедий привели к тому, что очень многие почувствовали себя участниками событий. Как результат — сильный посттравматический стресс. Сначала люди испытывают шок, затем как будто приходят в себя. Но у многих спустя два — четыре месяца стресс проявляется снова. Люди становятся раздражительными, плохо спят, у них развивается невроз. У простых людей реакцией на пережитый стресс может стать увеличение конфликтов взрослых с детьми. У неуверенных в себе сограждан развивается комплекс неполноценности. На уровне массовом это проявляется в ксенофобии, которая вообще является уделом слабых.

— Что уж тут о детях говорить, — пробормотал Турецкий.

— Совершенно верно. Такой «эпидемии» детских страхов, как за последние два года, в России не было еще никогда. Насмотревшись телевизионных репортажей о заложниках, травматической реакции подвержены оказались все. И дети особенно, потому что их психика более восприимчива к чужой боли. Ну и конечно, это приняло максимальные размеры после захвата школы в Беслане.

— Кажется, таких людей психологи называют вторичными жертвами?.

— Совершенно верно, — кивнула Нина Дмитриевна. — У большинства школьников «после Беслана» возникали всевозможные страхи, появлялись тревожность, нервозность, подавленность. Разумеется, это касалось в основном младшеклассников — так говорит статистика. Но я думаю, лишь потому, что в младшем возрасте дети откровеннее со взрослыми. Наверное, подростки чувствовали те же страхи. Все это порой усугубляется необдуманной тактикой педагогов. Например, в одном областном городе на уроке рисования детей заставляли рисовать фигурки террористов, а потом зачеркивать их.

— Вот придурки, — негромко сказал Турецкий.

— В Москве тоже были подобные вещи. В одной из столичных школ на стене вывесили громадную стенгазету с фотографиями окровавленных заложников, представляете?

— Как жаль, — снова сказал Турецкий, — что я не могу ее пока найти…

Коростелева кивнула.

— Слушайте, Нина, — вдруг брякнул Турецкий, неожиданно и для себя самого, — хотите выпить? Меня вчера приятель совращал, а я, дурак, отказался. Теперь вот жалею.

Коростелева с удивлением посмотрела сперва на Турецкого, потом на часы.

— Ну да, — спохватился Турецкий. — В такое время суток, понимаю. Да и вообще, психологи, наверно, напряжение так не снимают, да? У вас небось какие-нибудь свои изощренные методики…

— Психологи снимают напряжение всеми имеющимися способами, — засмеялась Коростелева. — В этом преимущество нашего образования: уж мы-то понимаем все «за» и «против». Но вы — правы, сейчас слишком рано. И у меня лекция через пятнадцать минут начнется. Однако после пяти часов я освобожусь.

— Тогда я заеду, — сказал Турецкий. И настроение у него немного поднялось. Может, просто потому, что пообщался с психологом, снимающим напряжение всеми имеющимися способами.

Сев в машину, он, чтобы отрезать себе все пути к отступлению, позвонил жене и сказал, что работы по горло и не исключено, он приедет сегодня поздно. Домой в самом деле не хотелось. В крайнем случае, подумал Турецкий, поеду к Славке Грязнову и напьюсь по-человечески.

Тут позвонил Денис.

— Сан Борисыч, — сказал он без лишних экивоков. — Информация о матери Жени Земляникиной собрана и перепроверена. 5 мая 1991 года в 22.15 Елена Константиновна Земляникина была сбита легковой машиной на Можайском шоссе. Умерла спустя полтора часа в больнице Склифосовского. Разрыв печени, травма головного мозга. Оба повреждения не совместимы с жизнью. Что дальше? Видимо, это конец дела, отбой?

Турецкий помолчал, потом сказал:

— Продолжай наблюдение за братом Жени и отцом.

— Ладно.