Инклюз

На этом месте старец, сообразив, до чего он договорился, захлопнул себе руками рот.

— Поаккуратнее, — буркнул Зулеб. — С такими именами не шутят.

А брат Ожье, весь побелевший, с проступившими на висках жилами (так старался он держать себя в руках) холодно попросил:

— Брат Луи, расскажите нам, что вам известно о пропаже реликвии, почему вы здесь и почему нарушили обет молчания?

Старец прополоскал рот озерной водой, и, собираясь с мыслями, пригладил мокрой ладонью редкий пух вокруг тонзуры. Или лысины, в таком возрасте ей уже приличествует быть.

— Это все Камилл, проклятье ему, — голос старика стал глуховат, словно он был не совсем уверен в своих словах. — На заседании Капитула он обронил, что только общая беда сплотит сейчас орден.

— Это было до предсказания одержимой? — поинтересовался я.

— До. И сказать по правде, думаю, не было никакого предсказания. Все рассказы о нем идут от Камилла или близких к нему братьев. Придумал он это, а потом подстроил пропажу. Но такие штуки с реликвиями с рук не сходят! — старик почти визжал, потрясая тощим, как птичья лапка, кулаком.

— Странная версия, — я пожал плечами. — К чему ему тогда обращаться ко мне за помощью? Потянул бы время, сплотил орден, а потом бы реликвия "нашлась".

Пряча глаза, старик ответил:

— Вас должны были убить. Такая трагедия! Спаситель реликвии не добрался до цели, где нам искать нового!? Он был таким любопытным и доброжелательным, хотел помочь ордену, мир его праху!

— Абсурд! — слова старца возмутили меня. — Не верю, что кто-то из братьев, включая Камилла, пошел бы на убийство! Пусть я не знаю его, но я разбираюсь в людях!

— О, нет, — выставил перед собой ладони старик, — конечно, Камилл не стал бы брать на душу такой грех! Думаю, он полагал, что вас убьет совсем другой человек и по другому поводу.

— Да кто же!?

— Он, — брат Луи указал куда-то в прибрежные кусты.

Тут же Зулеб сорвался с места и раньше, чем я успел понять, на что указывает старый монах, ворвался в заросли, откуда тут же донесся крик и звуки ударов.

Через минуту Зулеб бросил к нашим ногам моего слугу Абих Мамеда.

— Абих? — я склонился над оглушенным телом и приложил руку к тому месту на шее, где в такт ударам сердца пульсирует жилка. Удары были редкими, но сильными, из чего следовало, что Абих жив и лишь оглушен, да и то скоро очнется.

— Да-да, он самый. Соглядатай и наверняка убийца, — веско заговорил брат Луи. — Вы тайно покинули город, стало быть, вы шпион французов. Он выследил вас и прятался. А зачем? Разумеется, чтобы убить. Наверное, у него есть удавка. Турки любят душить. Накинут петлю на горло и скручивают ее. У слабого сломается шея, сильный задохнется.

Не слушая кровожадного старца, я по собственному почину обыскал Абиха, но никакой удавки не нашел. Только широкий нож. Ну и что? Кто же выходит из города без ножа? У меня тоже в кармане лежит нож, правда складной и с гораздо менее устрашающим клинком.

— Ловкий, — уважительно сообщил Зулеб. — Если б старик его не углядел, так бы я его и не заметил. И как он за нами шел, я не чуял. Очень ловкий.

Он пошевелил Абиха ногой, и тот ответил тихим стоном.

— Отойдите! — распорядился я. Зачерпнув руками воды, я выплеснул ее на лицо Абиху. Это не произвело особого эффекта, пришлось повторить еще дважды прежде, чем он разлепил глаза и, постанывая, огляделся.

— Полагаю, ты шел за мной, чтобы сообщить о том, что завтрак готов?

— Примерно так, эфенди, — не поведясь на иронию, прошептал Абих.

— Он доносчик, — веско сказал Зулеб. — Я перережу ему горло и, раздев, брошу в кусты. Днем там никто на труп не наткнется, а за ночь шакалы растащат его. В одежду завернем камни и бросим в воду.

— Мы не станем так поступать. Да, он соглядатай, и что с того? Он умелый слуга, и пусть таковым и остается. А доносить об этой истории он не станет, так мне кажется. Потому что перерезать ему горло можно и после того, как он предъявит доклад о моем отсутствии в Акко.

— Лучше сразу. Надежнее, — мрачно настаивал Зулеб, но я, ставя точку, покачал пальцем перед его носом.

— Он мой слуга и мне решать, как обойтись с ним.

Ни жив, ни мертв, Абих слушал наши препирательства, переводя еще мутный от удара взор с моего лица на бороду Зулеба и обратно.

Присев на корточки, я спросил:

— Неужели было недостаточно убедиться, что я покинул город? Зачем было следить за мной дальше? Ты такой хороший шпион?

Абих с трудом сглотнул и ответил:

— Хороший. Но не потому, что мне нравится шпионить, эфенди. Это занятие то скучное, то опасное, но никогда — приятное. Но так уж повелось — хочешь работу слуги, бери в довесок вторую — соглядатая.

— Хотите знать, эфенди, врет ли вам старик в бурой гелабии?

— Рясе, — машинально поправил я, и тут же утвердительно кивнул в том смысле, что знать правду хочу. — Говори, и я пощажу тебя. Не будет даже побоев.

— Я не знаю. Откуда мне знать про их дела? — и широко улыбнувшись, Абих закрыл глаза. Должно быть, удар по голове искалечил его чувство юмора, и его слова показались произнесшему их смешными.

— В любом случае, следует как можно быстрее вернуться в стены монастыря, — заявил брат Ожье.